Никто не сомневался в том, что подлинное право Эдуарда IV на власть было силовым. В Вербное воскресенье, 29 марта 1461 г., он нанес решительное поражение ланкастерской армии при Таутоне в Йоркшире. Почти все лидеры ланкастерцев были убиты в битве или взяты в плен и обезглавлены. Маргарита Анжуйская вместе с сыном бежала в Шотландию и, наконец, в 1463 г. — в родную Францию. Последние из ее английских союзников были убиты в двух сражениях при Хеджли-Муре и Хексеме в 1464 году. Сам Генрих VI еще год оставался на свободе в Англии, укрываемый верными друзьями из числа северного дворянства. В конце концов он был пойман в лесу у реки Риббл в Ланкашире, где с ним находились только два капеллана и оруженосец. Пленители отвезли его в Лондон, провели по улицам со связанными ногами под брюхом лошади, а затем заточили в Тауэр. Дом Ланкастеров, казавшийся незыблемым после смерти Генриха V в 1422 г., пал за одно поколение.

Мало что так ярко символизировало упадок в царствование Генриха VI, как патетическая история его "отречения" и смерти. В 1469 г. граф Уорик Делатель королей (Kingmaker) порвал с Эдуардом IV, королем, которого возвел на трон. Они рассорились якобы из-за направления внешней политики, а на самом деле из-за разногласий по поводу будущей роли Уорика в правительстве. В течение следующих двух лет власть в Англии переходила из рук в руки трижды. С октября 1470 г. по апрель 1471 г. граф Уорик контролировал Лондон и правительство. Генрих VI был освобожден из Тауэра и восстановлен на троне. По меткому выражению бургундского хрониста Жоржа Шателена, граф правил от имени Генриха VI, как "набитым шерстью мешком, поднятым за углы…". Когда Эдуард IV в апреле 1471 г. окончательно вернул себе власть, Генрих VI, как полагают, сказал ему: "Мой кузен Йорк, вы очень желанны, ибо я знаю, что в ваших руках моя жизнь будет в безопасности" [1041] . Он глубоко заблуждался. Единственное, что обезопасило его, — это то, что в результате его смерти его титулы и лидерство в партии ланкастерцев перешли бы к молодому принцу Эдуарду, который все еще находился на свободе. Принц представлял бы собой гораздо более опасный вызов для победивших йоркистов. Судьба Генриха VI была предрешена поражением двух ланкастерских армий и гибелью в бою Уорика и Эдуарда. В ночь на 21 мая 1471 года Генрих VI был тайно убит в лондонском Тауэре. При этом были соблюдены обычные правила лицемерия. Он покоился в соборе Святого Павла, где, по слухам, его тело истекало кровью на мраморный пол.

Изгнание англичан из Франции ознаменовало собой переворот как во внутренней политике французского королевства, так и в политике Англии. На протяжении более чем столетия каждое успешное вторжение англичан зависело от политических разногласий во Франции. Эдуард III вторгся в страну при поддержке диссидентов в Нормандии и Фландрии. Генрих V проник в страну через брешь, открывшуюся в результате гражданских войн между арманьяками и бургиньонами. Герцогам Бургундскому, Бретонскому и Бурбонскому, а также графам д'Арманьяк и де Фуа удалось сохранить свою политическую автономию во многом благодаря угрозе вступления в союз с Англией. Принцы, стоявшие за Прагерией 1440 г. и заговором в Невере 1442 г., в той или иной степени зависели в своих переговорах с королем от той же скрытой угрозы. Эта угроза сохранялась до тех пор, пока новое вторжение англичан на Францию представлялось реальной возможностью.

В течение нескольких лет угроза возвращения англичан висела над французским правительством. На юго-западе страны была начата амбициозная программа укрепления королевской власти против появления еще одного Толбота. Уязвимость региона, где так долго правили английские короли, стала очевидной уже через год после битвы при Кастильоне, когда в город вернулся Пьер де Монферран, главный инициатор заговора, в результате которого Бордо в 1452 г. достался Толботу. Он приехал якобы для того, чтобы завершить свои дела, а на самом деле для организации нового восстания. Планировалось собрать армию численностью 4.000 - 5.000 человек и захватить Байонну. Планы Монферрана были раскрыты, и он был арестован. Доставленный под охраной в Пуатье, он во всем признался и был приговорен к смерти. Его тело было разрублено на шесть частей, которые были выставлены у городских ворот в качестве предупреждения для других. В том же году в Бордо начали возводиться две новые крепости — Шато Тромпетт и Шато-дю-Ха, предназначенные для отражения нападения извне и контроля над городом внутри. На юге герцогства, на реке Адур, были проведены масштабные работы по укреплению Байонны, Дакса и Сен-Севера. В 1485 г. Карл VIII спонсировал ремонт стен Бурга, поскольку считалось, что городу угрожает опасность захвата англичанами [1042] .

После смерти отца в 1450 г. Жан V, граф д'Арманьяк, унаследовал владения и амбиции своей семьи. Он не скрывал своего недовольства, когда английская Гасконь была присоединена к королевскому домену и открыто выразил свое удовлетворение, когда в 1452 г. Толбот вернул себе Бордо. Во французской кампании 1453 г. он участвовал с явной неохотой и был заметно огорчен, узнав о поражении и гибели Толбота. Именно это, а не кровосмесительный брак графа с его сестрой или его вмешательство в дела соборного капитула города Ош, вероятно, стало реальной причиной конфискации королем его владений в 1455 году. Опасения Карла VII, вероятно, были оправданы. Граф бежал через Пиренеи в Арагон и оттуда обратился за помощью к английскому правительству, пообещав использовать сеть своих вассалов и клиентов для поддержки нового английского вторжения в Гиень [1043] .

Герцог Алансонский, еще один недовольный принц, был зятем Арманьяка. Он вернулся в свое герцогство в результате отвоевания Нормандии 1449–50 годов, но так и не смог восстановить былое влияние своей семьи. Его долги были велики, доходы упали из-за военных действий, и средств, для поддержания роскошного образа жизни, постоянно не хватало. К концу 1452 г. между герцогом Алансонским и Карлом VII произошла ссора. Герцог уже не в первый раз потребовал, чтобы его двадцатилетние военные заслуги были должным образом вознаграждены. Карл VII, никогда не доверявший импульсивному характеру герцога, отказался. Его советники, по его словам, были категорически против того, чтобы герцогу оказывались какие-либо дополнительные щедроты. Герцог Алансонский вернулся в свои владения и начал переговоры с Толботом в Бордо. В роли посредника выступил профессиональный солдат из армии Толбота по имени Джек Хэй. Он был английским лейтенантом в Алансоне во время его сдачи герцогу в 1449 г. и считал себя его другом. Эти переговоры прервались, когда англичане покинули Гасконь. Но в 1455 г. герцог возобновил контакты с Джеком Хэем, который в то время служил под началом графа Риверса в гарнизоне Кале. Риверс и Хэй связали его с Луи Галле, одним из самых видных нормандских изгнанников в Англии, а через него — с герцогом Йорком, занимавшим в то время главенствующее положение в английском правительстве. Еще один канал связи был найден в лице герольда герцога Эксетера, который регулярно ездил во Францию для обсуждения нерешенных споров о выкупах и захватах на море. В течение года герцог Алансонский трижды подряд отправлял в Англию миссии с призывом к английскому Совету вторгнуться в западную Францию. По плану англичане должны были высадить армию из 10.000 человек в Гранвиле на полуострове Котантен, чтобы захватить замки и защитить его герцогство Алансонское, а еще 40.000 человек вторгнуться в Нормандию через Ла-Манш. Герцог сообщил англичанам, что Нормандия была освобождена от войск для поддержки других театров военных действий. Нормандцы, по его словам, угнетены бременем королевских налогов и встретят англичан с распростертыми объятиями. Его требования были непомерно высоки, и некоторые члены английского Совета отнеслись к ним скептически. Но герцог Йорк был готов поддержать эту идею, хотя и с меньшими силами. Весной 1456 г. один из эмиссаров герцога Алансонского струсил и выдал заговор офицерам французского короля в Руане. Герцог был арестован. Когда его различных агентов и посланников собрали и допросили в Бастилии, вся история всплыла на поверхность. Во Франции было распространено мнение, что интриги герцога Алансонского — это лишь вершина айсберга. Считалось, что в них замешаны и другие видные дворяне, в том числе герцог Бургундский [1044] .

В ретроспективе все эти заговоры кажутся обреченными на провал, но для Карла VII и его советников это было совсем не очевидно. Когда стало известно о заговоре герцога Алансонского, войска, выведенные из Нормандии, были спешно отправлены обратно для защиты побережья от английского вторжения. Вольные стрелки были мобилизованы по всей Франции. Герцогство Алансонское было занято французскими войсками, которые захватили все его главные крепости, как это было сделано за год до этого во владениях графа д'Арманьяка. Главные норманнские порты — Дьепп, Арфлёр и Онфлёр — были предупреждены, что в любой момент можно ожидать вторжения англичан. В начале следующего года Карл VII в письме шотландскому королю объяснил свое стратегическое затруднение. У англичан все еще оставались сторонники в Нормандии, а гасконцы, как известно, в душе были настроены к ним вполне благосклонно. Угроза со стороны Англии, по его словам, вынуждала его проводить чрезвычайно дорогостоящую политику тотальной обороны. Нормандия находилась всего в шести часах пути по морю от Англии и была, очевидно, уязвима. Но англичане могли высадиться где угодно. Он должен был охранять все побережье Франции от Пикардии до Пиренеев. Финансовые последствия были катастрофическими. Хотя Нормандия была самой богатой провинцией Франции, ее доходы не позволяли покрывать расходы на оборону побережья на 100.000 ливров в год. В Гаскони ему приходилось содержать крупные гарнизоны под командованием своих самых высокопоставленных военачальников, что обходилось в десять раз дороже доходов провинции. Между этими двумя провинциями находились Бретань, Пуату и Сентонж, и все они жили в постоянном страхе перед английским вторжением [1045]

Но больше всего Карл VII опасался вмешательства герцога Бургундского. В 1450-х годах отношения между Францией и Бургундией стремительно ухудшались и когда в 1456 г. Дофин Людовик окончательно порвал с отцом и получил убежище в Брабанте у Филиппа Доброго, они резко обострились. Филипп, как и герцог Алансонский и граф д'Арманьяк, был обеспокоен растущей властью французского короля после изгнания англичан из Франции. Союз с Англией был очевидной защитной мерой. Филипп и его советники с запозданием поняли мудрость совета Юга де Ланнуа, данного им во время заключения Аррасского договора. Великие удельные принцы Франции нуждались в английском присутствии, если они хотели защитить себя от экспансивной французской монархии.