Она дает очередь прямо по морде несущегося к ней существа и, ускользая из-под замаха, бросается ей в ноги, проносясь между двух кривых лап. Тварь врезается в стену, ревет...

Раттана с ужасом слышит в этом разрывающем перепонки реве слово « жра-а-а-ать».

Оно действительно было человеком.

Девушка отбрасывает пустой магазин в сторону, вставляя новый и готовая снова бежать.

Синебелый сгусток проносится мимо нее, врезаясь в спину этого существа. Оно, не обращая на кочевницу никакого внимания, разворачивается и бросается на Ростовенко, снося его к стене и начиная избивать. Раттана бежит туда, понимая, что не достанет до прожженной дыры в спине с пола, слишком высокое это чудовище, что согнулось над сопротивляющемся ей человеком. Она прибавляет скорости, закидывая «Узи» на ремне за спину и, в последний момент бросает свое тело вперед, вцепляясь в обугленную пластину. Пальцы тотчас пронзает болью, прижимает к чему-то горячему и сочащемуся. Раттана, не обращая на это внимания, подтягивается выше, хватаясь за шею чудовища и обхватывая его ногами за корпус. Кое-как, чуть не сорвавшись, вытаскивает пистолет, прижимает к торчащему из дыры позвоночнику, проступающему из-под обгорелой и потрескавшейся плоти, и вдавливает спусковой крючок. Одновременно с этим Ростовенко, собравшись с последними силами, выдает еще один залп из своей руки...

И вдруг всё заканчивается.

Существо издает низкий, хриплый стон. Заваливается набок.

Раттана успевает спрыгнуть, но едва не падает, теряя равновесие в луже крови.

Мир перед глазами качается, в ушах звенит, но, кажется, никто ни в кого больше не стреляет, хоть Раттана и даже не до конца понимает почему.

«Может быть, все просто мертвы?.. И остались только я и он?..»

Ростовенко, чьи ноги прижало мертвое существо, дергается, пытаясь встать. Его рука-пушка искорежена, её заклинило, а вторая, с висящей лохмотьями кожей, тоже, оказывается, не настоящей, не мясной, и слабо искрит при каждой попытке ей пошевелить.

Кочевница вытирает лицо рукавом, перебирается через тушу, встречается со взглядом прозрачных, злобных глаз, перехватывает пустой «узи» поудобнее и, размахнувшись со всей силы, бьет в это холодное, жестокое лицо.

— ГДЕ МОЙ БРАТ!

***

Лара видит его лицо так близко, что это мигом делает весь остальной мир неважным. Он «соскальзывает» уносясь от неё прочь, профессиональной неровной траекторией, сдвигами, которые она не может предугадать. Но пусть он и быстрее в рывке, она-то «соскальзывает» быстрее сама по себе. Потому делает это раньше и отстает от него на каких-то полшага. А еще она просто бежит прямо, не пытаясь его подстрелить. Грэкхем тратит драгоценные мгновения, распахивая дверь какого-то помещения и Лара сокращает разрыв, впечатываясь в его спину.

Они катятся кубарем, вцепившись друг в друга, как дикие звери. Ремень винтовки лопается, и она отлетает в сторону. Джон выхватывает пистолет, Лара бьет его по руке, чувствуя, как пролетающая мимо пуля обдает её потоком воздуха и, вытащив нож, пытается воткнуть его в глаз своего противника. Грэкхем вцепляется ей в запястье, выламывая его, и наемница кричит, от боли, злости и ненависти, чувствуя, как сминаются кости под его металлическими пальцами.

Лара трепыхается в его хватке, пытаясь ударить его коленом или хотя бы локтем, но разводит руки в стороны, растягивая её между ними. Его запястье выскальзывает из её пальцев и Грэкхем, встряхиваясь, сбрасывая её с себя, резко встает, вздергивая её вверх за покалеченную руку.

Чувствуя, как с каждым собственным движением, как собственным весом она рвет себе связки, Лара смотрит в ненавистное ей лицо, стараясь успокоить сердцебиение и отдалиться от боли. Она пыталась. Она сделала всё, что смогла, но она...

Грэкхем выходит из ускорения. А она – нет.

Последним волевым усилием, чувствуя прострелившую до плеча боль, от которой немеет рука и темнеет в глазах, она разжимает пальцы, выпуская нож. Подхватывает его левой рукой и бьет осознавшему, но не успевшему «соскользнуть» обратно Джону Грэкхему в горло. Он выпускает её сломанное запястье и стреляет, все же «соскальзывая» и делая шаг назад. Лара ныряет вниз, уклоняясь чуть раньше, чем он нажимает на спуск и вспарывает ножом одно из самых слабых мест легкого бронекостюма «Такэда», к которым бывший командир так и не растерял любви. Нож вгрызается в плоть между бедром и пахом, разрезая паховую вену. Он отпинывает её и Лара, прокатываясь по скользкому полу, думает только о том, когда же эта тварь сдохнет и хватит ли у неё сил...

Он поскальзывается на собственной крови, «выпадая». Пытается еще раз попасть в неё из пистолета, лежа на спине, но Лара делает рывок в сторону,ударяясь о стену.

Еще немного.

Оттолкнувшись от стены, она пролетает словно бы чуть-чуть мимо Грэкхема, хватается рукой за раковину и что есть силы бьет его ботинком в лицо. Еще раз. И еще. Падает сверху, хватая пистолет из ослабевшей руки и уперев ему в глаз, дважды нажимает на курок. Выдыхает. Упирается рукой в лежащее рядом тело, первый раз осматриваясь.

«Ты был дерьмом и сдох там, где тебе и место».

Сжимая в руке пистолет, Лара встает, опираясь на тумбу с раковиной, и выходит из туалета.

Ей хватает мига, чтобы понять, что она видит, но в этот раз она точно знает, что не успеет.

Курок уже спущен.

***

Лара исчезает вместе с тем, кто когда-то изуродовал её жизнь.

А я вижу того, кто изуродовал мою.

Мы действуем одновременно. Я стреляю ему в лицо, а он вскидывает поблескивающие металлом ладони, закрываясь от пуль. Грохот, рев. Сносящий меня к стене стол. Дыхание выбивает из груди, голова взрывается болью, а по правой ноге начинает сильнее струиться кровь.

Моя правая ладонь пуста. Где она?

Мимо нас пробегает кто-то из охраны, за ним проносится стальной монстр. В ушах стоит грохот перестрелки, перемежаемый чудовищными воплями и криками людей, которых вырвавшееся из-за двери существо давит и рвет, как избалованный ребенок игрушки.

Рядом со мной дергается Смитсон, пытаясь отодвинуть стол. Я дотягиваюсь до него левой рукой, сгребая за костюм, и тяну на себя, нанося удар кулаком в лицо. Он дергается, закрываясь от меня ближайшей рукой, а второй наносит удар пальцами снизу вверх, мне в левое предплечье. Преобразовавшиеся в тончайшие лезвия, импланты словно иглы прошивают броню на руке и втыкаются в кость. Руку пронзает болью до самого плеча, словно кто-то прикоснулся к ней оголённым провод под напряжением. Миг и я перестаю её чувствовать, видя, как она сама скрючивается, выгибает пальцы, делая мою ладонь похожей на звериную лапу, что всё еще комкает ворот дорогого пиджака.