Смитсон перестает закрываться, он сам хватает меня переломанными пальцами за руку, которой я его бил, и, смотря в мое лицо, проворачивает иглы-когти. Слишком поздно понимая, что мне уже не больно, что я сильнее и что рядом нет его охраны.

Я выкручиваю свою руку из его хватки, тут же сам сжимаю его запястье и бью ему кулаком в лицо так сильно, как только способен. И отпускаю, потому что эта тварь всё еще держится и пытается повторить свой удар пальцами-иглами, но уже в мое лицо. Отдергиваясь в сторону, я упираюсь коленом в тяжелый стол, пытаясь сдвинуть его со своего края и вдруг вижу её. Она лежит слева, по диагонали от меня, отброшенная к раздавленным стульям ногой пробежавшего от твари охранника. Далеко, но... Дергаюсь всем телом, упираясь в край столешницы ладонью и постепенно вытягивая себя из плена. Чуть-чуть. Еще чуть-чуть.

Мы вырываемся с ним почти одновременно. Но ему до неё куда ближе. Словно в дурном сне я вижу, как выскочивший вперед меня Смитсон подхватывает мой револьвер, мою «Элен» с пола, почти что профессионально разворачивается для стрельбы на одно колено и нажимает на спусковой крючок.

Она никогда не давала осечки.

До этого момента.

Выстрел!

Смитсон вскрикивает, роняя револьвер. Я бросаюсь вперед, припадая на одно колено и, подхватив её в воздухе, поворачиваю пальцем барабан, прижимая дуло к его лбу.

Выстрел.

Затылок Генри Смитсона взрывается кровавым фонтаном, а его откидывает в сторону.

Покойся с миром, Элен. Я выполнил свое обещание.

Я медленно опускаю револьвер. Смотрю на ладонь-имплант Генри, из тыльной стороны которой торчит пуля. Поворачиваю голову и вижу Лару, с пистолетом в левой руке, а её правая прижата к животу и заканчивается неестественно изогнутой, обвисшей кистью.

Только сейчас я понимаю, что вокруг относительно тихо. Крик Раттаны можно считать «тихо» после всего, что тут случилось. Найдя её взглядом, я вижу, что девчонка, сидя поверх туши мертвого чудовища, орет на зажатого в углу Сергея Ростовенко и с чувством, с душой бьет его по лицу «узи». Оглядываюсь. Вижу Пако. С его рук капает кровь, а пальцы заканчиваются простой, дешевой, но всё еще не теряющей своей актуальности на улицах биомодификацией «Кошачьи лапки». Полимерными когтями, как у кошки, которые можно установить у опытного хирурга прямо в живые, некибернетические пальцы. Пако тоже идет к Ростовенко, покачиваясь и не сводя с него взгляда. Я понимаю, что они его сейчас просто убьют.

Как бы я ни желал, чтобы Сергей Ростовенко получил то, что заслужил, я хотел, чтобы это могло принести пользу. Потому, встав, я иду туда же.

— Пако, не лезь...

— А ты что, хочешь оставить его живым? — в голосе Пако я слышу... Его. Его в магазине Монаха и Колдуна, где он обвинял меня в попытке нажиться на его горе.

— Нет. Я хочу отдать его в руки техников, которые выпотрошат его память, а потом сожгут ему мозг. Мы можем спасти еще многих, а убьем его сейчас и не узнаем ничего.

Останавливаюсь за Раттаной, зову её и видя, что девчонка в шоковом состоянии, сую «Элен» в кобуру и обхватываю кочевницу единственной возможной рукой за плечи.

Получаю локтем прямо в рану на бедре, но после этого Раттана останавливается, словно кто-то вытащил из неё батарейку. «Узи» падает на чудовище... Нет. Мой взгляд касается гравировки на затылке существа, тюремный номер и клеймо «АрмаЭксп». Я понимаю — это все та же партия аугментированных заключенных, просто этот был куда более доработанным.

Я вытаскиваю последнюю ампулу из тех трех, что выдал мне Вик. Прочный металлический баллон, рассчитанный на ситуации, когда ввести лекарство бывает далеко не просто, с честью выдержал все испытания. Снимаю колпачок с иглы и, схватив пытающегося отодвинуться от меня Ростовенко за волосы, наклоняю его вперед, с силой втыкая препарат в шею, нажимая пальцем на поршень ввода.

Обратно голову тот не поднимает.

— Где мой брат, — тихо повторяет Раттана, глядя на меня. По её щека катятся слезы, и это заставляет меня встать и еще раз оглядеться.

Я ей обещал.

Мой взгляд сразу привлекают выломанные двери и я иду туда, но стоит мне дохромать до центра залы, как центральная дверь за моей спиной открывается одновременно с мигнувшими и вспыхнувшими нормальным светом лампами.

Револьвер и пистолет смотрят на входящего в залу Ма Тонга. Он останавливается, поднимая руки перед собой и заодно запрещая идущему следом за ним подразделению из добровольческой силы обороны Мичигана1 стрелять.

— А я говорил, что этот коп свихнется рано или поздно! — Голос за спиной Ма Тонга заставляет меня удивленно вскинуть брови и очень требовательно шевельнуть револьвером.

— Комиссар Эванс несколько предвзято относится к вашей деятельности, детектив. Однако я здесь не для выяснения ваших личных неприязней, а для осуществления своих прямых обязанностей. Опустите оружие. Ни вам, ни вашим друзьям ничего не угрожает.

Он ждет. Ждет даже дольше, чем, наверное, должен ждать в такой ситуации, и смотрит мне в глаза.

«Он это всё затеял. Да и, в конце концов, я сделал почти всё, что должен был, так что...»

За спиной у Ма Тонга мелькает Аганес. Его тут же оттесняют, но этого достаточно.