В крыло интенсивной реабилитации меня пускают только после сдачи «Элен», но к этому я отношусь спокойно. Меры безопасности в этом месте написаны даже не кровью, а смертями тех, кто ими пренебрег и тех, кто случайно оказался рядом в этот момент. Лечащий врач охотно отвечает на мои вопросы, ведя меня к палате. Даже не отвечает – жалуется.

— Запас бранных слов персонала пополняется с пугающей скоростью и неотвратимостью. Перелапал всех медсестер, даром что в загривке блокиратор и руками даже ложку сам поднять не может, но там как-то ухитряется. Замучил всех рифмой к слову «уёбок», двадцать минут спорил со мной о том, что ставить четырехкратную дозу сниппер-джека имеет смысл. Куча исследований говорят, что это просто трата препарата. Но не-е-ет, на улицах так "все делают и ничего". Черт бородатый.

— Зачем вы спорили?

Врач задумывается на миг и в сердцах стукает кулаком по своему планшету.

— Черт бородатый!

— Их ваших слов я понял, что он приходит в норму, ему тут нравится и он нравится всем тоже, верно?

— Да пожалуй, так и есть. К выписке еще не готов, но через день-два судя по динамике, отпущу. Редкий случай нормального жизнелюбия. Обожает свою племянницу, все уши уже прозудел о том, что у нее скоро день рождения.

Он был на следующий день после того, как мы вытаскивали её от «Кристаллов». Значит, он потерял еще какой-то кусок памяти.

Я спрашиваю об этом врача, и тот кивает.

— Да, к сожалению, такие утраты неизбежны. Но критика у пациента присутствует, и на утрату воспоминаний он реагирует, кхм, философски, если можно так выразиться.

— Это как?

— Да и на хуй оно надо, — воспроизводит мне врач и я чувствую, что улыбаюсь помимо воли.

Посещение Файдза проходит... Шумно. Он не помнит ничего с момента, как зашел на базу «Кристаллов» и я кратко, насколько он это мне позволяет, пересказываю ему основные события. Не акцентируясь на возникавших у нас разногласиях и на том, что он выгрыз кому-то кусок трахеи. Рокер в восторге, ищет себя в новостях... Он общается со мной, как то Файдз в клинике Вика, который говорил про огонь и шанс, но совершенно точно не помнит этого разговора. Хотя помнит про какую-то песню, которую придумывал. И про рифму к слову «уёбок». Ретроградная амнезия, как и написано в его карточке пациента.

От Файдза я уже выползал практически без сил.

Забрав «Элен» и вызвав такси, я, наконец-то, приезжаю домой, вваливаюсь в свою квартиру и...

И понимаю, что ненавижу эту тишину.

Я рвался сюда, спрятаться от всех, выдохнуть, вернуться в свой привычный мир.

Но его нет. Мой привычный мир изжил себя. Я сделал все. Все, что хотел в этой жизни. Всё, к чему стремился последние десять лет. Выполнил всё, что обещал и больше ничего никому не должен.

Повесив кобуру и подсумок на спинку стула, я, сняв с себя опостылевший верх от брони и сбросив его в угол, стянул ботинки, отопнул их туда же, бросил на все это пропитанную потом и кровью майку и, пройдя босыми ногами по прохладному полу, уткнулся лбом в окно.

Там внизу люди жили. Сегодня везде, куда бы я ни пришел после того, как покинул склад, даже в палату к самой Смерти, везде торжествовала жизнь. Раттана и её брат. Спасенный, живой. В надежных руках. Она увезет его в клан, к своей семье. Лара, счастливая и свободная. С новыми руками. С кучей денег. С крыльями за спиной – лети куда хочешь, тебя больше ничего не держит, и никто не сможет остановить... И даже сейчас перед моими глазами медленно просыпался город, готовый сделать новый вдох. Серо-красное зарево проглядывало через небоскребы, подсвечивало фиолетовые тучи, пуская узкие алые полосы с серебристыми краями между зданиями. В городе просыпались тысячи желаний, сотни тысяч планов, миллионы обещаний...

И ничто от меня.

Ведь я всё сделал и больше никем не являлся. Ни детективом. Ни инструментом.

Свобода? Может, и так.

Оттолкнувшись руками от стекла, я оглядел свою квартиру, словно видел в первый раз. Прошёл до холодильника, вытащив оттуда запечатанную бутылку виски, который мне, кажется, подарили на прошлый день рождения. Или позапрошлый? Звякнул бокалом о стенку морозильного отсека. Завалился на диван, вытянув ноги на журнальный столик. Посмотрел на бокал в своей руке и швырнул его в кухонный шкаф, прислушавшись к перезвону осколков.

Бокалы нужны тогда, когда есть с кем делить бутылку.

Я собирался пить один.

[1] Твоей возлюбленной

[2] Девиз «Sias», румынского отряда Специальных действий и вмешательств. Юрис называл его в «Экзидисе», когда регистрировался в качестве vip-клиента, используя свое прошлое как ширму.

***

Пока Вик сделал ей только одну ладонь. Она знала этот принцип – если не было срочной необходимости, то замена конечностей производится поэтапно, чтобы не оказаться в такой ситуации, когда у тебя обе руки приживаются плохо и ты, буквально, инвалид до того момента, пока твой организм не справится с этой бедой. У Лары с приживаемостью все всегда было хорошо, но рисковать смысла не было.

Операция заняла всего два часа. Как пошутил Вик – «Грэкхем упростил задачу отсечения лишнего».

Когда Лара пришла в себя, Вик ни о чем, кроме самочувствия, не интересовался, но довольно усмехнулся, когда она спросила, выкидывал ли он мусор. Не выкидывал.

Под негромкое ворчание владельца клиники Лара разложила вытащенный из мусора плащ у него на полу, внимательно осмотрела, запоминая пропорции и фасон, сфотографировала на всякий случай бирку, после чего безжалостно скомкала и сунула обратно.