А сам Юрис тут был.

Идеально выверенными шагами, аккуратно поддерживая левой ладонью невидимую, но словно бы осязаемую им тонкую фигуру, он плавно двигался по раз за разом повторяемому им многоугольнику с закрытыми глазами. На нем не было ничего, кроме порванных на бедре, пропитавшихся уже засохшей кровью штанов от комплекта брони. А в правой руке поблескивала полированным корпусом «Элен».

Лара кладет все свое добро в прихожей, закрывая за собой дверь, стягивает ботинки, наступая на задник, и крадется вперед, зло сжимая и разжимая кулаки и дожидаясь момента, когда он окажется рядом.

Музыка замедляется, Юрис оказывается очень рядом, так близко, что она видит его расслабленное, спокойное, даже как будто умиротворенное лицо с закрытыми глазами. И это злит её еще больше.

Она «соскальзывает», перехватывая его руку, что медленно-медленно идет вверх и, сунув палец за спусковой крючок, обхватывает корпус револьвера пальцами, выхватывая его из ладони владельца. С каким-то садистским удовольствием вскрывает барабан, вытряхивая из него все патроны. Это чуть успокаивает, и она кладет дорогое и, безусловно, спасшее сегодня жизнь своему владельцу оружие на столешницу кухни, потому что журнальный стол, как и диван, перевернут и отодвинут к стенке. А после, выходя в медленный мир, бьет по этому умиротворенному лицу кулаком, и лишь в последний момент вспомнив, что он у нее теперь, вообще-то, сплошь металлический, успевает распрямить ладонь.

— Идиот!

Юриса от её удара чуть сносит в сторону, но он как-то ухитряется затормозить, распахивая глаза и ловя равновесие.

— Какого черта тебе не нравится? — Она снова подшагивает к нему, на этот раз ударяя левой рукой и потому - кулаком. И не в лицо, а в бок, в самый яркий синяк, тщательно выверяя силу удара, чтобы было больно, но неопасно. — Выключить музыку!

Он отшатывается, шипит от боли. В глазах злость и обида. Умная система отключается, оставляя их в тишине.

— Зза-ач-ем, — она видит, что злости в нем становится больше. Не на неё, на себя. Мозги работают — «Проще убить, чем заставить тебя перестать думать. Может, это ты и пытался сделать?» — а тело подводит.

— Зачем я пришла? — расшифровывает она. Юрис кивает. Лара чувствует, как от этого вопроса внутри что-то срывается в озеро кипящего гнева. — И ты еще сейчас смеешь спрашивать, зачем? — Она заносит правую руку для нового удара. Он уже зло скалится, ловя её за запястье.

— Ай!

И он отпускает, сразу, моментально, словно обжёгшись, хотя на самом деле даже и не сжал толком.

Она уже не злится. Ей не было больно, ей было интересно, что за человеком окажется для неё Юрис Ливану, когда она попытается ударить его, пьяного, в его собственном доме. Пусть даже за дело и всего лишь рукой.

— Идиот, — она тут же заряжает ему этой же рукой в грудь, и толкает вдогонку.— Вик не скупится на обезболивающее.

Юрис отшатывается назад от удара, упираясь ногой в кровать на половине шага, и падает спиной назад после толчка. Лара проходит к кухонному гарнитуру, достает аптечку, вытаскивает виденный ей раньше возле дна отрезвляющий инъектор и, подойдя к кровати, нависает над лежащим на ней мужчиной.

Он просто молчит и смотрит на нее.

— Д...— он зажмуривается, резко выдыхая и снова открывает глаза. — Дальше бить будешь?

— А если да, то что? — Лара садится на него сверху и вкалывает иньектор в шею. — Вот, смотри, даже отрезвляю тебя, чтобы сдачи дать мог.

«Да ты итак мог ведь, но не стал. Тебя напугало то, что ты якобы сделал мне больно.»

Молчит.

— Зачем?

— Зачем я пришла? — она снова чувствует подступающую злость. — А ты зачем хотел уйти? За ней? Решил что все? Закончил все дела, и твоя история закончена? Она, — тычок пальцем в лежащий на столе револьвер. — У тебя часто осечку дает? Ты патроны в неё незнакомые поставил?

— Нет.

— Тогда объясни мне. Как такой умный, внимательный и... — она делает вдох, медленно выдыхая через рот. — Как ты можешь быть таким идиотом?

Лара резко наклоняется и целует его. Зло, впиваясь в сухие, все еще пьяные даже на вкус губы, словно в этом человеке алкоголя больше, чем оставшейся крови. И также резко отстраняется.

— Я дала тебе это, — она показывает на пустой баллон от отрезвляющего, — чтобы ты понимал, что я – не она. И не буду пытаться её заменить. Живи. Живи дальше, заново, по-настоящему. Жизнь слишком хороша. Всё еще хороша.

Юрис приподнимается аккуратно, она это видит, чтобы не стряхнуть её, сидящую поверх его колен. Очень внимательно смотрит ей в глаза, осматривает лицо. Протягивает ладонь, мягко проводя чуть дрожащим большим пальцем левой руки по её скуле, от носа к виску. Ей нравится эта ласка, но вместо того, чтобы податься щекой навстречу, она дергает головой и прикусывает, тут же отпуская, основание большого пальца.

— Я ведь уже говорил тебе, Лара, что ты не похожа на неё, — пальцы соскальзывают дальше, к затылку, в волосы. И человек, от которого она неделю назад, очень долгую неделю назад хотела держаться как можно дальше, оказывается очень близко. — Разве нет?