Она ощутила ладонь Патрика на своей руке.

– Джаз, надо верить. Если уж кто и сможет выкарабкаться, то это твой отец. Смотри, сегодняшний день он уже выстоял, а первые сутки – самые критические.

Джаз вновь кивнула, не в силах говорить.

– Что бы ни произошло, я буду рядом, – услышала она.

Очередной кивок – и ком в горле наконец прорвало, по щекам побежали слезы.

– Папа не может умереть, не должен! Он нужен мне, нужен маме. Папа очень сильный, но ужасно страдает, и от этого только хуже.

Патрик поцеловал ее в макушку:

– Представить страшно, Джаз…

– Ему всего лишь шестьдесят пять, боже! Он не старый! В мире живет куча девяностолетних людей. Хочу такую же судьбу папе! Пока он жив, пока папа жив… – Джаз подняла взгляд на Патрика. – Он ведь выживет, правда? – спросила с отчаянием.

– Конечно, выживет, – успокоил Патрик.

Поцеловал ее в лоб, в нос, затем – в губы.

Руки Патрика обняли Джаз, поцелуи стали настойчивей. Его ладони легли ей на груди, и она не отпрянула – изголодалась по нему не меньше, чем он по ней.

Джаз задышала чаще, Патрик вдруг оказался сверху, а в следующее мгновение – уже в ней.

Он что-то шептал, какие-то ласковые слова, но Джаз не слышала, не хотела слышать, сказывались семь месяцев воздержания, возносили ее выше и выше – и наконец она взорвалась вместе с ним, и Патрик, задыхаясь, рухнул сверху.

Его горячее дыхание обжигало ей щеку. Джаз закрыла глаза. Пусть спокойствие, пришедшее на смену буре, наполнит тело; пусть отвлечет разум от мыслей о том, что она натворила.

– Боже мой… это было… потрясающе, просто потрясающе, – пробормотал Патрик. – Я так по тебе соскучился!

Джаз молча лежала в темноте, не желая отпускать приятное мгновение.

– Я люблю тебя, Джаз. Люблю по-настоящему. Умоляю, прости меня.

Джаз задумчиво смотрела в черноту:

– Патрик, я простила тебя давным-давно.

Анджелина приняла вторую таблетку валиума час назад, но тошнота и сердцебиение не проходили.

Она поправила халат и, наклонившись над раковиной, выглянула в сад, на сказочную картину, подсвеченную фонарями.

Затем неслышно пересекла кухню, достала из шкафчика бутылку бренди. Плеснула в стакан двойную порцию, устроилась за столом. Сделала большой глоток – и поперхнулась от непривычной крепости.

Посмотрела на часы – почти половина одиннадцатого. Не поздно ли звонить в полицию?

Анджелину вдруг пронзила мысль: что, если исчезновение Джулиана связано с Рори? И с освобождением Дэвида?

Мог ли Дэвид винить в случившемся Джулиана?

Вдруг, освободившись из полиции, Дэвид отправился к Джулиану? И убил его, потеряв над собой контроль…

Анджелина мучительно всхлипнула. Бред это или нет?

Она принялась расхаживать по кухне.

Нет. Двадцать четыре часа назад Дэвида взяли под стражу по подозрению в убийстве. Убийстве, в котором он сам признался.

Анджелина покачала головой. Подумала: «Совсем с ума сошла, стою тут и всерьез размышляю, мог ли мой бывший муж убить моего любовника».

Сполоснув стакан, Анджелина поставила его сушиться. Заперла все двери, поднялась в спальню, заглянув по пути к Рори. Тот сладко спал.

Легла в постель и взяла книгу в надежде вернуть себе ощущение нормальной жизни – жизни до всего этого кошмара.

Однако сосредоточиться на чтении не получалось.

Отложив книгу, Анджелина стала обдумывать возможные варианты.

Например, самое простое объяснение: Джулиан устал от проблем с Рори и Дэвидом и решил от нее уйти. Возможно? Да, однако это не объясняет, почему он бросил работу и клиентов.

Нет.

Джулиан попал в страшную аварию – и лежит где-нибудь в сугробах, беспомощный, не в силах позвонить?

Возможно.

Анджелина взяла телефон с пустой соседней подушки и в который раз набрала номер Джулиана.

Не отвечает.

Анджелина погасила свет. Если до утра известий от Джулиана не будет, она первым же делом позвонит инспектору Хантер.

– Входите, мистер Фредерикс. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным? Роберт Сандерс. – Адвокат пожал Себастьяну руку.

– Ничуть. Изредка выбраться в столицу скорее приятно. Я, кстати, получал педагогическое образование в Уимблдоне. Иногда думаю: зачем было возвращаться в Норфолк? Однако, – пожал плечами Себастьян, – так распорядилась судьба.