Я досадливо закусила губу, стараясь унять пробежавшую по коже дрожь. От него напролом валило энергией силы и секса. Горьковатый аромат его тела забивался в каждую пору, дурманил и медленно сводил с ума.

Он и пах, как секс. Порочный, развратный и дикий.

Мне было невыносимо отвратительно от самой себя, но побороть эту тягу к Святу невозможно.

В ушах еще стоял отчетливый хруст костей Дитмара под ладонями Лютова. От этого я ненавидела себя еще сильнее, до тошноты и головокружения.

Кто я для Свята? Племенная кобыла, рожденная Зверем. Отличный инкубатор для его детей, которые при слиянии таких кровей точно смогут стать достойными представителями общины. Как удачный бонус — обладательница смазливой мордашки, упругой задницы, да неплохих сисек.

Отдельно я не представляю для него никакой ценности, просто очередная кукла в статусе жены. Та, которую запросто можно будет заменить в случае негодности. Потом, разумеется. Сначала — вдоволь наиграться, натешиться.

Разве можно, осознавая все это, быть такой озабоченной идиоткой? Кайфовать от его рук, голоса и запаха?

Черт, в конце концов, я даже почти не знаю его! А уже готова стелиться под Святом, как течная сука.

— Я верю, — сипло отозвалась. — Прекрати, пожалуйста.

Он и не думал останавливаться.

Окончательно избавившись от моих атласных шортиков, Свят нежно огладил ягодицы, очертил пальцами кружевную оборку трусов. Другой рукой надавил на поясницу, заставляя сильнее прогнуться, пошло оттопырив задницу ему навстречу.

Продолжая удерживать мои запястья, Лютов грубо щипнул ягодицу, прорычал:

— Мне так нравится твоя задница, сладкая. Думаю, надо опробовать…

— Нет! — завопила я, бешено дергаясь всем телом.

Эффект мои телодвижения возымели прямо противоположный — так я лишь оказалась в еще более тесной, удушающей близости от Свята, да и неплохо потерлась задницей об его член.

— Тсс, не сегодня, Лис. Я еще распробую тебя везде, но не сегодня.

Резкий, увесистый шлепок по заднице застал меня врасплох, вырвал из груди удивленный стон.

Распахнув зажмуренные до этого глаза, я обернулась и бросила на Лютова взгляд, полный негодования.

— Ты что удумал?!

Его насмешливая маска дала трещину, сквозь которую проглядывало настоящее бешенство Зверя — красные всполохи почти полностью заполнили собой пространство радужки его глаз. Темный, порочный и безумный. Таким я видела Свята сейчас.

Досадный факт — его страсть пугала меня не меньше, чем отсутствие интереса. Я даже не могла сказать, чего именно мне надо — чтобы Лютов игнорировал меня, или не выпускал из постели. Оба варианта не устраивали.

— Хорошая порка исправляет любые погрешности в характере жены, — задумчиво изрек Лютов.

Очередной звонкий шлепок выбил тихий вскрик с моих губ.

Свят ласково огладил горящую кожу, заставив кровь в жилах забурлить, жадно огладил и потрепал ягодицу.

— Но есть риск обратного эффекта, — продолжил муж. — В том случае, если порка придется тебе по вкусу.

Хотелось бы возразить, завопить о том, что я не извращенка.

Но тело говорило обратное — внизу живота бушевало пламя, трусики между ног безобразно намокли, а соски заострились, натянув атласную ткань топа.

Казалось, будто вся моя кожа состоит из болезненных точек, которые ноют, требуя к себе внимания его рук.

Прикосновений Лютова хотелось так, что тело узлами скручивало.

Я хотела его вопреки всем законам логики и доводам рассудка.

Напоминания о его страсти до сих пор сохранились на моем теле, а в брачную ночь я ощущала довольно резкую боль. Слишком прекрасно я знала, что в сексе приятна лишь прелюдия к нему, но завершится все болью.

Но вновь тянулась к этому, как глупый мотылек к огню.

Когда град ударов по ягодицам стих, Свят, выпустив мои запястья, сорвал с себя полотенце и, ухватив меня за бедра, вжался членом прямо меж ягодиц, грубо потерся.

Рвано выдохнув и, опираясь на локти, я изогнулась, открывая Лютову полный доступ к своему телу. Развязно и бесстыдно, позволяя делать то, что он пожелает.

— Сука, — шипит сзади муж, хватает меня за волосы, наматывая их на кулак.

И хоть тело мое расплавилось, трусы промокли насквозь от одной лишь близости его дыхания, разум еще пытается протестовать.