Шрифт:
— Свят, — тихо прошу, — ты меня пугаешь. Пожалуйста, прекрати.
Его пальцы оттягивают бесстыдно намокшую ткань трусиков, проникают внутрь и скользят по бархатным складкам лоно, вызывая у меня тихие постанывания.
— Это страх, сладкая?
Я неопределенно киваю, все еще удерживаемая за волосы его рукой.
От его пальцев между моих ног по телу расходятся яркие искры, простреливающие разрядом тока каждую косточку. Резко бросает в жар, дышать становится тяжело.
— Да, я слишком мало тебя знаю, — выдыхаю. — И я этого не хочу.
Он проникает внутрь меня сразу двумя пальцами, но после последних слов замирает, шумно выдыхает мне в затылок.
— Я вижу, что не хочешь, — звучит насмешливо, криво.
Не сдержавшись и жалобно захныкав, я срываюсь, начинаю уже сама насаживаться на его пальцы, тихо сходя с ума от острого удовольствия, растекающегося под кожей медовой патокой.
Я забываю о Дитмаре, привезенной девке и даже о том, что Свят воспринимает меня не как любимую жену, а как просто красивую игрушку для постельных утех.
Сейчас я даже хочу быть его постельной утехой, отдаться полностью, почувствовать себя бесправной и слабой под натиском бешенства Зверя.
Я увлекаюсь, приподнимаюсь со стола, продолжая скользить на длинных пальцах, как порочная шлюха.
Прижимаюсь спиной к груди мужа и, откинув стеснение, нащупываю его член, сжимаю около основания, чем заслуживаю рваный стон Лютова сквозь стиснутые зубы.
— Сука… Лис… какая же ты тугая… И мокрая…
Он подталкивается навстречу, хрипло дышит.
Заставив откинуть голову назад, впивается жестким, блядским поцелуем.
Нет, на поцелуй это не похоже, это имитация секса.
Его язык грубо врывается в мой рот, трахает и доминирует. Будто душу высосать хочет через рот.
С пошлым хлюпом он вытаскивает из меня пальцы, толкает обратно на стол.
Опираясь о поверхность руками, я пытаюсь сфокусировать взгляд и не расплакаться от разочарования из-за того, что он медлит.
Огонь внизу живота сжирает изнутри, почти доводит до истерики.
— Свят!
Я хнычу, как ребенок и вновь изгибаюсь, надеясь соблазнить Лютова, заставить его вновь потерять контроль.
Перспектива возникновения новых синяков и укусов меня не пугает, даже заводит. Я приму все.
— Ты ведь не хочешь.
Он еще имеет силы издеваться надо мной, что очень печалит — хотелось, чтобы Свят терял от меня голову.
— Свят…
— Хм?
— Свят, пожалуйста, я больше не могу…
— Ты ведь не хочешь, что я могу сделать?
Щеки горят, когда я говорю то, на что Лютов меня провоцирует.
— Я… я хочу тебя! Очень хочу, пожалуйста…
Мне кажется, что он с радостью бы поиздевался и потомил меня еще, но уже и сам сдерживаться не может.
Свят входит в меня резко, одним мощным толчком, вырывая из груди хриплый рык.
Сначала к крышесносному, острому удовольствию примешивается легкая тень боли, но она и рядом не может стоять с той, что я ощущала в прошлый раз.
Чувство толстого, крепкого члена во мне уводит куда-то за грань, все тело пылает пламенем похоти.
— Блядь, — рычит Свят, вколачиваясь в мое тело резкими рывками, — как же в тебе хорошо.
С каждым толчком он погружается глубже, заполняя собой до предела, вновь заставляя хныкать и стонать, извиваться, насаживаться на его член, двигаясь навстречу.
Мне до одури нравится происходящее безумие, смесь острого удовольствия и легкой боли.
Я принимаю все происходящее со мной, отдаюсь без оглядки и предрассудков.
Вокруг нас нет ничего, мир замер, потух, умер.
Самое важное лишь слияние наших тел, двигающихся в едином танце, грязном и пошлом.
Мне нравится тело Лютова, его член внутри меня, хриплые стоны и влажные звуки шлепков.
Черт, мне нравится все!
Мы единое целое, слиты без остатка, его пальцы в моих волосах, а дыхание ласкает влажную кожу шеи. Кажется, лишь от этого можно сорваться, покинуть тело и улететь в нирвану.
Если бы не страх быть бесправной куклой, собственностью, то я бы смогла отдать ему не только тело, но и свою душу.
Под весом наших тел жалобно поскрипывал стол, угрожая развалиться, впиться щепками под кожу, отомстив за такое непотребство.