В актах об избрании на Царство Михаила Феодоровича тщательно устранялась мысль, что он вступает на престол в силу народного избрания, и указывалось, что новый Царь – Божий избранник, прямой преемник последнего наследственного Государя. «А мы, всякие люди Московского Государства от мала до велика и из городов выборные и невыборные люди, все обрадовались сердечною радостью, что у всех людей одна мысль в сердце вместилась – быть Государем Царем блаженной памяти Великого Государя Феодора Иоанновича племяннику, Михаилу Феодоровичу; Бог его, Государя, на такой великий Царский Престол избрал не по чьему-либо заводу, избрал его мимо всех людей, по Своей неизреченной милости; всем людям о его избрании Бог в сердце вложил одну мысль и утверждение». В грамоте об избрании Михаила Феодоровича перечисляются прежде бывшие Русские Великие князья и Цари, после чего говорится, что все православные крестьяне всего Московского Государства от мала и до велика, «и до сущих младенцев, яко едиными усты вопияху и взываху, глаголюше», что быть на Владимирском и на Московском и на Новгородском Государствах и Царствах Государем Царем и Великим князем всея России, Самодержцем блаженной памяти и хвалы достойного Великого Государя Царя и Великого князя Феодора Иоанновича всея России Самодержца сродичу, благоцветущия отрасли от благочестивого корени родившемуся – Михаилу Феодоровичу Романову-Юрьеву. Михаил Феодорович, таким образом, явился как бы продолжателем старой линии Московских Царей, которого народ не выбрал, а лишь признал законным своим Государем. Никогда Русские Государи не были Царями волею народа, а всегда оставались Самодержцами Божией Милостию, Государями по Божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению. Вступившие на престол Романовы восприяли все мировоззрение, заветы и обычаи своих царственных предшественников, ибо смотрели на себя так же, как на них смотрел русский народ, не только как на преемников власти, но и продолжателей рода Московских Царей.

Когда Царь Алексей Михайлович послал митрополита Никона за мощами святителя Филиппа в Соловецкий монастырь, то он дал ему грамоту, в которой слезно обращается к святителю Филиппу с просьбой прибыть и разрешить грех прадеда его Царя Ивана Васильевича. Романовы, как ближайшие родственники, как бы восполнили отсутствовавшее прямое потомство Иоанна Грозного, как бы влились в прежнюю династию. При этом был соблюден порядок первородства: на престол был призван сын первородного из ближайших родственников последнего наследственного Царя, а этот ближайший родственник, не могший сам занять престол ввиду своего духовного сана, возглавил Русскую Церковь как Патриарх всея Руси, нося в то же время титул Великого Государя и являясь руководителем и соправителем сына. Патриарх и Великий Государь Филарет Никитич скончался в 1633 году, а Царь Михаил Феодорович продолжал единолично управлять Русью до своей смерти 12 июля 1645 года. Перед смертью он благословил на Царство единственного оставшегося в живых своего сына Алексея, который за два года перед этим по достижении четырнадцатилетнего возраста был торжественно «объявлен» наследником престола. Земский Собор, собравшийся в это время в Москве, лишь засвидетельствовал, что такое престолонаследие сообразно с прежними обычаями и согласно с правовоззрениями и духом народа. Царь Алексей Михайлович имел много детей, но наследником престола неизменно считался старший из сыновей – сын Димитрий, родившийся 22 октября 1649 года (с какого времени этот день стал праздноваться по всей России, а не только в Москве, как было с 1612 года по этот год), умер в 1651 году. После него наследником был второй сын Царя – Царевич Алексей, родившийся в 1654 году, который в 1667 году был тоже торжественно «объявлен» – показан послам, чинам и народу как Наследник престола. Царевич Алексей умер в 1670 году, немного раньше его умер следующий за ним его брат Симеон, и Царь Алексей Михайлович 1 сентября 1674 года, в день празднования Нового года, также торжественно объявил наследником престола своего четырнадцатилетнего четвертого сына, Феодора. По кончине Царя Алексея Михайловича, Царь Феодор Алексеевич вступил на престол и, процарствовав восемь лет, скончался после непродолжительной болезни. Его единственный сын Илия умер малюткой еще при жизни отца. Из братьев Царя Феодора Алексеевича в живых в это время находились следующий за ними по старшинству Иоанн и младший брат, сын Царя Алексея от второго брака, Петр. Ни один из них не был формально объявлен наследником престола, так как, пока был Феодор, можно было ожидать, что у него родится еще сын, который и будет наследником. Не было также и писаного закона о престолонаследии. По духу ставшего уже древним обычаем, неизменно соблюдавшимся в Московском Государстве, и в силу которого престол наследовал старший сын Государя, Царем должен был быть теперь Иоанн, остававшийся старшим из сыновей Царя Алексея Михайловича, после смерти бездетного Царя Феодора. Однако Царевич Иоанн был больной, плохо видел и соображал. Он мог только носить царский титул, управляли бы за него другие. Между тем Петр был живой, здоровый и многообещающий двенадцатилетний мальчик. После двух-трех лет опеки над ним он мог вступить сам в управление страной. Эти причины побудили Патриарха и высших сановников предложить решить избранием вопрос о наследнике. На площади перед церковью Спаса были собраны «всех чинов люди Московского Государства», то есть те, кто проживали или временно находились в это время в Москве. Патриарх с архиереями и вельможами вышел на крыльцо и спросил у собравшихся: «Кому быть Царем?» Почти единогласный ответ был: «Петру Алексеевичу». Лишь немногие крикнули: «Иоанну Алексеевичу!» Патриарх вернулся во дворец и благословил на царство Царевича Петра. Однако это избрание не внесло полного успокоения. Если прежде всех занимала мысль, кто должен быть Царем, теперь многим стало казаться, что сделано что-то не ладно, сделана какая-то несправедливость, какое-то правонарушение. Одни указывали, что неправильным было отдавать престол младшему брату помимо старшего, другие – что был незаконен и самый способ избрания. Этим воспользовались стрельцы, среди которых было брожение ввиду недовольства ими своим начальством. Один из полков даже отказался целовать крест Царю Петру и с трудом удалось уговорить его это сделать. Брожение среди стрельцов, начавшееся при Царе Феодоре, продолжалось после воцарения Петра. Оно было направлено против стрелецких полковников, на притеснения которых они жаловались Государю.

Недовольные же тем, что Царем сделался Петр, а не Иоанн, решили взять стрелецкое движение в свои руки, направить его в выгодную для них сторону. Этими недовольными главным образом были родственники первой жены Царя Алексея Михайловича, Милославские, знавшие, что при Петре они не будут пользоваться тем влиянием, какое бы имели в случае воцарения больного Иоанна. Душой этой партии сделалась умная и энергичная дочь Алексея Михайловича от первого брака – Царевна София, не хотевшая примириться с мыслью, что ей придется подчиниться мачехе, которая будет правительницей государства – против этого древнего обычая никто не спорил – до совершеннолетия сына. Софии хотелось, чтобы Царем был объявлен Иоанн, а она бы могла тогда быть правительницей при больном брате. Мачеха со своими родственниками потеряли бы тогда при дворе первенствующее положение. Для приведения в исполнение этого плана и воспользовались стрельцами. Приверженцы Софии и Милославских начали возбуждать стрельцов против Нарышкиных и других бояр и обещать им всяких милостей от Царевны Софии. Но довести стрельцов до открытого мятежа было трудно и поэтому прибегли к обману. 15 мая, в день убиения святого Царевича Димитрия, по стрелецким полкам проскакало двое бояр-заговорщиков с криком, что Нарышкины задушили Царевича Иоанна. Эта весть казалась правдоподобной. Раз была допущена несправедливость, Царевич Иоанн был лишен принадлежавшего ему по правовоззрению русского народа и обычаю Московского Царского Дома престола, то это являлось уже показателем того, что есть люди, которые действуют против него, законного наследника Царя Феодора. Не опасаются ли эти люди, что право восторжествует и они получат должное возмездие, и не считают ли они более спокойным для себя совсем отделаться от того, кто является живым напоминанием о совершенном правонарушении? Подобные мысли находили себе подтверждение в распускаемых сторонниками Милославских слухах, что Нарышкины сами хотят завладеть престолом, и что один из них, Афанасий, даже примеривал царский венец. Поэтому, когда стрельцы услыхали про смерть Царевича Иоанна, то со знаменами и пушками двинулись в Кремль выводить царских изменников. Когда они подошли ко дворцу, Царица Наталия Кирилловна вышла на крыльцо со Иоанном и Петром Алексеевичами. Увидев это, стрельцы опешили. Подставив лестницу, они спешили убедиться, что это в самом деле Царевич Иоанн. «Сам ли это ты, Государь-Царевич? – спрашивали они его, – какие изменники тебя изводят?» Услыхав из уст Царевича, что это он сам, стрельцы заколебались. Еще мгновение – и, окончательно убедившись, что больному Царевичу не угрожает никакая опасность, они бы ушли обратно. Но, на несчастье, в дело вдруг вмешался нелюбимый начальник стрельцов князь Михайло Долгорукий. Он начал кричать на стрельцов, как осмелились они нарушить порядок. Только что утихший гнев стрельцов воспламенился опять и обрушился на Долгорукого; несколько человек вдруг бросило нелюбимого начальника на стрелецкие копья, и он был немедленно зарублен. Этим моментом воспользовались и заговорщики, некоторые, выбежав из внутри дворца, кинули на копья стрельцов приближенного Царицы Наталии Кирилловны и ее родственника боярина Матвеева. Это было как бы сигналом. Первая кровь как бы одурманила головы стрельцов, и они кинулись разыскивать «царских изменников», а также своих нелюбимых начальников, крича, что если цареубийство еще не совершено, так будет совершено. Особенно разыскивали они брата вдовствующей Царицы Ивана Нарышкина, который якобы примерял царский венец. Списки изменников, которых нужно было истребить, были заранее розданы приверженцами Милославских. Минутами совесть и рассудок брали верх у выводителей измены. Они отправлялись к родителям убитых и просили прощения, уверяя, что лукавый попутал. Но безумие вскоре опять овладевало ими, и какое-нибудь неосторожное слово делало жертвой того, перед кем они только что извинялись. Наконец, все, кого они считали изменниками, были истреблены, и они начали приходить в себя. Чтобы оправдать себя в произведенных убийствах, они подали челобитную, в которой перечислили всех убитых ими с указанием, за что именно был кто убит: за измену или за притеснение стрельцов, просили, чтобы на Красной площади был поставлен столп с именами «преступников» и указанием их вины, а стрельцам были выданы жалованные грамоты и запрещено было их называть бунтовщиками и изменниками. Кроме того, они просили о ссылке некоторых лиц, «причастных к измене», и о выдаче стрельцам жалованья. Все просьбы разнуздавшихся стрельцов беспрекословно исполнялись растерявшимся правительством. 23 мая во дворец было донесено, что стрельцы хотят, чтобы Царями были оба брата, Иоанн и Петр Алексеевичи. Созванный немедленно собор, состоявший из архиереев и выборных всех чинов, находившихся в Москве, решил, что Царями должны быть оба брата. 26 мая, по просьбе тех же стрельцов, боярская дума с архиереями решила, что Иоанн должен быть первым Царем, а Петр – вторым. Еще через три дня, 29 мая, таким же образом было объявлено, что, по молодости обоих Государей, правительство вручается их сестре Царевне Софии, которая теперь выдвигалась на первый план, так как вдовствующая Царица Наталия Кирилловна приходилась «первому Царю» Иоанну только мачехою. Собственно, после воцарения Иоанна Алексеевича стрельцы должны были считать свою задачу – истребление царских недругов и восстановление царского престижа, нарушенного якобы царедворцами, оконченной. Однако всякие народные волнения и тем более воинские беспорядки редко оканчиваются с достижением первоначальной цели. Особенно это должно было случиться здесь, где обманом использовали и без того уже неспокойную стрелецкую массу и где сразу к высоким государственным мотивам присоединилось и чувство личной обиды на свое начальство. Восстановив древний обычай, по которому Царский Престол переходил по порядку первородства, стрельцы возомнили себя вообще призванными восстановить нарушенные, как им казалось, предания старины. Среди стрельцов многие не сочувствовали никоновским реформам и с большим уважением относились к противникам Патриарха Никона. Опьяненные успехом в государственных делах, они хотели восстановить и «истинное благочестие». Через месяц после описанных событий вожди раскола имели прение с Патриархом в Грановитой палате в присутствии Царской Семьи. Не могши переспорить православных, они все же с криками «Победихом!» вышли оттуда и думали торжествовать победу. Но на их стороне не было всеобщего сочувствия и в стрелецких полках, а Царевна София, олицетворявшая теперь законную Царскую власть, вела себя решительно. Главные зачинщики этого спора были схвачены. Пыл раскольников охладел, но в делах государственных стрельцы еще продолжали оказывать некоторое влияние. Однако теперь у них уже не было возможности утверждать, что они охраняют Царский Престол от посягательств на него лиц, не имеющих на него права. Их поведение становилось теперь обычным самовольством. Это чувствовали и они, и правительство, сознавшее, что теперь стрельцы не имеют никакой опоры. Через несколько времени Царская семья выехала из Москвы в подмосковные дворцы и монастыри. К Москве двигались ополчения, созванные правительством с той же целью, во имя которой 15 мая стрельцы двинулись ко дворцу для того, чтобы защитить Царский Престол и Царскую семью от окружавших их недругов. Но на этот раз недругами были сами стрельцы. С ними заговорили решительно, по повелению Царевны Софии был схвачен их начальник Хованский и казнен. Стрельцы, чувствовавшие теперь свое бессилие и неправоту, просили у Царской Семьи прошения и о снятии поставленного на Красной площади столпа. Столп был снесен, а правительство снова взяло власть в свои руки. Управляла государством Царевна София. Петр подрастал для будущей деятельности, живя с матерью в селе Преображенском, а Царь Иоанн не мог по болезни заниматься государственными делами. Однако ни один указ не издавался без упоминания имен обоих Царей, ибо они были источниками власти, хотя бы и временно находившейся в других руках. Царевна София знала, что как только Петр подрастет, он возьмет бразды правления в свои руки и будет осуществлять власть, принадлежавшую ему и брату. Она знала также, что теперь нет возможности помешать воцарению Петра, ибо и права старшего брата Иоанна оставались незатронутыми – Петр был бы его соправителем, подобно тому, как и при последних до принятия Царского титула Великих князьях Наследник носил иногда титул, равный титулу Государя. Теперь не было возможности указывать на отнятие Царского венца у того, кто должен им обладать. Не имея возможности удержать в своих руках кормило власти законным путем, София хотела добиться этого другим способом. Задуман был заговор на жизнь Петра, а от приближенных ее была приготовлена грамота, в которой София упрашивалась венчаться на царство. Но заговор был вовремя раскрыт, главные участники его казнены, а вдохновительница его, Царевна София, отправлена в монастырь, где впоследствии пострижена в монахини. Ввиду болезни Царя Иоанна Алексеевича, страной начал управлять Царь Петр Алексеевич, дав своему старшему Царю-брату обещание почитать его яко отца. 29 января 1696 года Царь Иоанн Алексеевич скончался, оставив трех дочерей; Царь Петр стал единым Государем и Самодержцем Всероссийским. Наследником его был его единственный сын от первого брака, Царевич Алексей. Первое время Петр, занятый преобразованиями и другими государственными делами, не мог много времени уделить сыну, и Царевич вырастал под влиянием матери – Царицы Евдокии из рода бояр Стрешневых и других приверженцев старины. В 1699 году Царица Евдокия Феодоровна была насильно пострижена по распоряжению Царя. Царевич Алексей Петрович остался на попечении своей тетки Царевны Наталии Алексеевны и ряда русских и иностранных воспитателей. Общее руководство его воспитанием взял на себя сам Петр, но благодаря постоянным отлучкам, он не мог оказывать на сына сильного влияния. Царевич Алексей по природе и характеру представлял полную противоположность Царю Петру. К преобразованиям и деятельности отца он относился с большим несочувствием, и приверженцы старины с надеждой смотрели на молодого наследника. Петр всячески старался приохотить сына к «заморским наукам» и военному делу и сначала старался воздействовать на него своими убеждениями, но Царевич оставался верен своему характеру. В 1711 году, по желанию Царя, Царевич Алексей женился на Брауншвейг-Бланкенбургской принцессе Софии-Шарлотте. Принятие ею Православия не было поставлено в условие, хотя Царевич и выражал надежду, что она, приехав в Москву, пленившись величием и простотой богослужения Православной Церкви, сама пожелает обратиться к истинной вере. Однако кронпринцесса не сделала никаких шагов, чтобы сблизиться с народом, Царицей которого собиралась быть. Она оставалась такой же немкой, как и прежде, и весь двор ее составляли иностранцы. Царевич удалялся от принцессы, что еще более подчеркивало его отрицательное отношение ко всем начинаниям отца. Все поручения, которые возлагал на него Царь, Царевич исполнял с крайней неохотой. Петр начал угрожать сыну лишением наследства, думая этим заставить его изменить свое поведение. Однако Царевич продолжал себя вести по-прежнему, тем более, что знал о несочувствии большинства к реформам Петра. В 1714 году у Царевича Алексея родилась дочь Наталия, а в 1715 году сын – Петр, после рождения которого кронпринцесса умерла. Царь Петр был в это время женат (с 1711 года) вторым браком на лифляндской выходке, при переходе в Православие получившей имя Екатерины Алексеевны. От нее у него были две дочери, получившие титулы Цесаревен со времени брака их родителей, Анна и Елисавета Петровны; в 1715 году, вскоре после смерти принцессы, у них родился сын, тоже Петр. Царь стал требовательнее к своему старшему сыну. Отношения между ними натянулись до крайности и, наконец, опасаясь отцовского гнева, Царевич бежал за границу и отдался под покровительство австрийского императора. Царь Петр узнал местонахождение сына и потребовал его возвращения. Царевич после долгих колебаний согласился, поставив условием, чтобы ему разрешили жить в его деревнях и жениться на девке Евфросинии, которая везде сопровождала его и с которой он был неразлучен. Это ему было обещано. Прибыв в Москву, Царевич, бросившись в ноги отцу, просил простить его и даровать жизнь, отказываясь от наследства. Царь ответил: «Прощаю, но наследства лишаю», – и подписал манифест, которым объявлял, что Царевич Алексей, ввиду неохоты к гражданским и военным делам и предосудительного поведения, лишается прав на престол, наследником объявлялся сын Царя от второго брака Цесаревич Петр Петрович. Царевич Алексей дал клятвенное обещание не искать престола и признавать наследником брата. От Царевича Царь потребовал указать его сообщников, посоветовавших ему бежать на запад к цесарю. Началось следствие. Сначала обвиняемыми являлись советчики и соучастники Царевича Алексея, но когда явилось подозрение, что Царевич открыл не все, его тоже посадили в крепость и пытали. Не желая принимать единолично решение о судьбе Царевича, Царь обратился к высшим духовным и светским лицам и, изложив вину Царевича, а также свою ответственность перед Отечеством, просил указания. Духовенство, сделав выписки из Священного Писания об обязанностях детей к родителям, представило Царю применить к Царевичу те наказания, о которых говорит Ветхий Завет, или же последовать примерам милосердия, имея за образец Самого Христа. Светские вельможи вынесли Царевичу смертный приговор. Через два дня, 26 июня 1717 года, Царевич Алексей Петрович после пытки скончался и был погребен в Петропавловском соборе. Еще при жизни его по всей России были разосланы присяжные листы для приведения к присяге новому Наследнику. Не везде, однако, приведение к присяге проходило гладко. Сторонники старых порядков не хотели признать лишенным наследства Царевича Алексея. Так, 2 марта, в Соборное воскресенье, к Царю в церкви подошел человек, оказавшийся подьячим Докукиным, и подал бумагу. Это был присяжный лист на верность новому Наследнику со следующей надписью: «За неповинное отлучение и изгнание от Всероссийского Престола Царского Богом хранимого Государя Царевича Алексея Петровича христианскою совестию и судом Божиим, и Пресвятым Евангелием не клянусь и на том животворящего креста Христова не целую, и собственною рукою не подписуюсь, ... хотя за то и царский гнев нами произмется, буди в том воля Господа Бога моего Иисуса Христа, по воле Его святой, за истину аз раб Христов Иларион Докукин страдати готов. Аминь, Аминь, Аминь». Докукин, конечно, был казнен, но Петр отлично понимал, что он является лишь более смелым выразителем убеждения многих. В 1719 году скончался и новый Наследник, Царевич Петр Петрович. Все стали смотреть как на законного Наследника на сына покойного Царевича Алексея, Великого князя Петра Алексеевича. Однако Царь Петр опасался, что внук его будет характером похож на отца или что из преданности памяти своего несчастного родителя по воцарении своем отменит преобразования своего деда, Петр Великий решил предотвратить возможность этого. Права его внука, Царевича Петра Алексеевича на Российский Престол основывались на неписаном законе, ведущем от основания Московского Великого Княжества свое начало обычае, по которому престол переходил в порядке первородства. Этот обычай был не только освящен преданием старины, но сделался основным принципом государственного правовоззрения всех чинов и людей Московского Государства. Царь Петр лучше, чем кто другой, помнил, какими беспорядками и потрясениями сопровождалось его собственное вступление на престол ввиду попытки обойти этот принцип, лишив царского венца не могущего по болезни управлять страной его старшего брата Иоанна. Однако Царь Петр не останавливался ни перед чем, что казалось ему необходимым. Великому Петру не дорога была сама жизнь, «жила бы только Россия во славе и благоденствии», но, к сожалению, ему, проведшему детство в бурную эпоху и не получившему правильного образования и воспитания, не дороги были предания и устои его Отечества. В 1722 году он объявил новый порядок престолонаследия. «Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостью надмен был сын наш Алексей, и что не раскаянием его оное намерение, но милостию Божиею всему нашему Отчеству пресеклось, а сие не для чего иного и взросло, токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали, к тому же один он тогда мужеско пола нашей фамилии был, и для того ни на какое отеческое наказание смотреть не хотел. Сей недобрый обычай, не знаю чего для, так был затвержден, ибо не токмо в людях по рассуждению умных родителей бывали отмены, но и в Св. Писании видим, еще же и в наших предках оно видим (пример Ивана III). В таком же рассуждении в прошлом 1714 году, милосердуя мы о наших подданных, чтоб партикулярные их домы не приходили от недостойных наследников в разорение, хотя и учинили мы устав, чтоб недвижимое имение отдавать одному сыну, однакож, отдали то на волю родительскую, которому сыну похотят отдать, усмотря достойного, хотя и меньшому мимо больших, признавая удобного, который бы не расточил наследства. Кольми же паче должны мы иметь попечение о целости всего нашего государства, которое с помощью Божиею ныне паче распространено, как всем видимо есть; для чего благорассудили сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего Государя, кому оный хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как писано, имея сию узду на себе. Того ради повелеваем, дабы все наши верные подданные, духовные и мирские без изъятия, сей наш устав пред Богом и Его Евангелием утвердили на таком основании, что всяк, что сему будет противен или инако како толковать станет, то за изменника почтен, смертной казни и церковной клятве подлежать будет. Петр». Указ этот вызвал большое смущение в народе, так как затрагивал самое сердце русской государственности – Царскую власть. И без того, часто не понимавший реформ Петра, народ в отмене порядка, в силу которого наследник престола определялся самим рождением, независимо от человеческой воли, увидел покушение на вековые устои Русского Царства. Волнение усиливалось еще тем, что как вторая супруга Царя, так и его покойная невестка, супруга Царевича Алексея, были иностранками; поэтому распространялись слухи, что преемником Царя будет инославный король и создавалась благоприятная почва для распространявшихся раскольниками рассказов, что Царь Петр подменен за границей, что теперь царствует антихрист, и других самых фантастических слухов о Царской Семье. В некоторых местах к присяге на верность новому закону пришлось приводить насильно, а в Таре (Сибирь) несколько человек, не желая присягнуть, взорвали себя на воздух. Царь счел себя вынужденным считаться с подобным настроением своих подданных и, чтобы объяснить и оправдать издание этого закона, поручил составителю знаменитого Духовного Регламента архиепископу Феофану Прокоповичу написать соответствующее сочинение. Феофан Прокопович написал трактат «Правда воли монаршей», вошедший впоследствии в Полное Собрание Законов. В этом сочинении Феофан Прокопович подробно развивает теорию монархического абсолютизма, пользуясь господствовавшим тогда учением об естественном праве. Он полагает мысли Гуго Гроция, Пуффендорфа и других о первоначальном договоре, в силу которого подданные отреклись от своей воли в пользу Монарха, и на этом основании заключает, что Монарх может повелеть, что считает необходимым, а подданным остается лишь повиноваться.

Однако как, по-видимому, ни высоко ставится в «Правде воли монаршей» власть Монарха, она в сущности подвергалась в глазах русского народа безмерному унижению. Русские издревле смотрели на своих Государей не как на поставленных человеческим хотением, а как на получивших власть от Самого Промыслителя Бога, и в идеале Русский Царь являлся всегда проводником воли Божией и олицетворением Его Правды. Обоснование же власти Государя на рассуждениях было вредно и опасно уже потому, что с падением теории, на которой эти рассуждения основаны, оказывается лишенным смысла и оправдание, и самое существование Царской власти. Правда, и в настоящем трактате Феофан Прокопович говорил, что воля народная, передавшая свою власть монарху, есть в то же время и проявление воли Божией, ибо народное согласие всегда и везде есть следствие премудродействующего смотрения Божия, но по русским понятиям Царская власть была непосредственно Божественным установлением, и когда Русь оставалась без Царя, никогда не поднимался вопрос о самой форме правления.

Что же касается того, кто должен был быть Царем, то хотя народ иногда и принимал участие в выборе Царя, но только тогда Царь мог удержаться на престоле, если был соблюден принцип законности, то есть избранное лицо являлось ближайшим наследником своего предшественника. Законный Государь был основа государственного благополучия и потребность русского народного духа. Поэтому все принесенные совне ученые доказательства о необходимости Монаршей власти и ее правах являлись излишними и чуждыми русскому народу. В особенности это нужно сказать о таких теориях, где сама предпосылка, как, например, в данном случае предварительный уговор, являлись фикцией и в действительности не существовали. Поэтому и «Правда воли монаршей» осталась лишь литературным памятником, не имевшим никаких реальных последствий. Указ же о престолонаследии как изданный Государем закон определил собою дальнейшую судьбу Русского Престола. Однако Указ этот в самом себе носил внутреннее противоречие. Упоминая о том, что бывали исключения из права первородства, он этим свидетельствовал, что общим правилом было «большему сыну наследство давать», упомянутые же случаи отмены настоящего правила нисколько не соответствовали теперешнему, ибо то, что говорится в Священном Писании, было делом Божиего Домостроительства и каждый раз делалось по особому Божиему внушению и указанию, а Великий князь Димитрий Иоаннович был лишен престола в силу исключительных обстоятельств, о которых уже писалось, и тогда Иоанн III всячески старался оберечь самый порядок престолонаследия по первородству. Отмена этого порядка Указом о престолонаследии 1722 года дала самые печальные результаты, воочию убедившие всех, что Указ достиг как раз обратного тому, что хотелось законодателю.

Сам Петр Великий скончался, не успев назначить себе преемника. Высшие чины государства собрались во дворце умиравшего Царя для того, чтобы решить, кто должен наследовать Царю Петру. Естественным преемником его был Царевич Петр Алексеевич, сын Царевича Алексея Петровича, так как все сыновья Императора Петра умерли при его жизни, а Царевич Петр Алексеевич являлся в этот момент единственным мужским представителем Царского рода. Однако многие вельможи, возвысившиеся в оканчивавшееся царствование, боялись воцарения этого Царевича, на которого, как на законного Наследника, смотрели все до издания Указа 1722 года. Боялись по той причине, по которой и Царь Петр опасался сразу провозгласить его своим Наследником. Они опасались, что малолетний Царевич Петр, выросши, окажется более приверженцем взглядов своего отца, чем своего деда; к тому же у них не было уверенности, что при нем они сохранят то положение и влияние, каким пользовались у умиравшего Царя. Поэтому у них явилась мысль провозгласить преемницей Императора Петра Великого его супругу, Екатерину Алексеевну, во всем разделявшую взгляды своего мужа. Желание Царя видеть свою супругу своей преемницей они усматривали в том, что в 1724 году Император Петр торжественно короновал ее, что являлось, по их мнению, актом волеизъявления Царя передать свою власть Императрице. Так как, однако, воля Царя не была ясно выражена, то вельможи разделились на сторонников Великого князя Петра Алексеевича и Императрицы Екатерины Алексеевны. Таким образом, вопрос о престолонаследии перешел в руки тех, кто никем не был уполномочен на его разрешение. Сторонники воцарения Екатерины, большею частью представители «новой знати», привели к окнам дворца, где обсуждался вопрос о преемнике Царю, гвардейские войска и этим без труда добились желаемого ими решения. Это явилось прецедентом к тому, что Царский Престол сделался игрушкой в руках вельмож и гвардейских частей. Они распоряжались им по своему усмотрению, не считаясь ни с волей умершего и даже Царствовавшего Монарха, ни с историческими преданиями. Благодаря этому они и при царствовании поставленного ими Монарха пользовались громадною властью и влиянием, и даже заслоняли собою личность Монарха, принужденного опираться на отдельные поддерживающие его партии или лица. Эта эпоха является одною из самых мрачных страниц истории Русского Престола и носит название «эпохи временщиков» или «эпохи дворцовых переворотов». Так, после смерти Петра I, 28 января 1725 года, вступила на престол Императрица Екатерина Алексеевна, провозглашенная Самодержицей в одной из дворцовых зал собранными там сановниками и офицерами немедленно, как только испустил последний вздох Император Петр Великий. Она старалась, чтобы ее Царствование было продолжением Царствования ее супруга. Главным вельможей при ней был Меньшиков, пользовавшийся неограниченной властью и доверием и успевший добиться перед последовавшею в 1727 году смертью Императрицы, чтобы она в оставленном его завещании выразила желание, чтобы малолетний Петр Алексеевич, которому завещала свой престол Императрица Екатерина, пришедши в возраст, женился на одной из дочерей этого вельможи. Назначение Великого князя Петра Алексеевича Наследником престола вызывалось самою необходимостью, так как во всей России на него смотрели как на законного Наследника и Государя, и попытка устранить его от престола могла создать серьезные беспорядки и даже невозможность другому лицу удержаться на престоле. Еще при жизни Екатерины Меньшикова сравнивали с Годуновым, и ему легко было понять, что выгоднее постараться упрочить свое положение при Петре II, чем действовать против него. Завещав престол Великому князю Петру Алексеевичу, Екатерина в этом завещании определила порядок престолонаследия в случае, «ежели Великий князь без наследников преставится». В таком случае престол должна была наследовать старшая дочь Царя Петра Великого, Цесаревна Анна Петровна со своими потомками, затем вторая дочь его, Цесаревна Елисавета Петровна со своими потомками, а после них дочь Царевича Алексея Петровича Великая княжна Наталия Алексеевна со своими потомками. При переходе престола должны были быть соблюдаемы следующие условия: наследники мужского пола должны были быть предпочитаемы лицам женского пола и на Российский Престол не могло вступить лицо не православное и уже занимающее другой престол. Таким образом, завещание Екатерины представляло собою возвращение к искони сложившемуся в Московской Руси порядку престолонаследия. Единственным исключением из строгого соблюдения первородства здесь было только то, что дочь Царевича Алексея Петровича Великая княжна Наталия была поставлена после своих теток Царевен Анны и Елисаветы, дочерей Петра I, и писавшей завещание Императрицы Екатерины. Однако в этом завещании было довольно много неясного. Неясно было, кто должен вступить на престол, если Анна умрет прежде Петра II, – Царевна ли Елисавета или потомство Анны. Непонятно было, отменялось ли право Царствующего Государя назначить себе преемника или завещанием устанавливался порядок, который должен был соблюдаться в случае, если Государь будет умирать без завещания. По-видимому, Екатерина I хотела опять поставить престолонаследие в России на твердую почву, но так как она не отменила указа 1722 года, а сделала это в форме завещания, то все осталось по-прежнему. Петр II процарствовал только два года, успев отделаться, однако, от князя Меньшикова, сослав его вместе со своею нареченною невестою в Сибирь. Обручившись с княжною Долгорукой, он вскоре затем скончался от оспы, не достигнув 15 лет от роду. Еще при его жизни скончались его сестра Наталия Алексеевна и Царевна Анна Петровна, у которой незадолго до смерти от брака с герцогом Гольштинским родился сын, тоже Петр. Так как Царь Петр II не оставил никаких распоряжений, то члены Верховного Тайного Совета, который управлял страной ввиду его малолетства, собрались для решения вопроса о его преемнике. Совет не стал считаться с последней волей Императрицы Екатерины. Главные стремления его членов были направлены к тому, чтоб удержать за собой власть. Поэтому, оставив в стороне Царевну Елисавету Петровну и маленького сына Анны Петровны, Совет решил, за прекращением мужской линии Царя Петра I, передать престол в линию Царя Иоанна Алексеевича и, находя неудобным воцарение замужней старшей его дочери Екатерины Ивановны, избрал Императрицей следующую за ней по старшинству Анну Иоанновну, вдову герцога Курляндского. Немедленно вслед за этим Верховный Тайный Совет выработал пункты, ограничивающие власть Императрицы Верховным Советом. Члены Совета полагали, что не ожидавшая русского трона Анна Иоанновна скорее согласиться разделить свою власть с ними, чем совсем отказаться от нее. Анна Иоанновна, действительно, сначала приняла и подписала условия. Однако попытка ограничить Царскую власть была встречена в России с большим негодованием. В церквях стали поминать Анну Иоанновну Императрицей и Самодержицей, и члены Верховного Совета принуждены были признать за ней полный титул Русских Государей. Вслед за этим, немедленно по прибытии Анны Иоанновны в Москву, к ней явилась многочисленная депутация дворянства и просила отменить ограничение самодержавной власти.

В присутствии Верховного Совета Царица разорвала подписание ею пункты. После этого Верховный Совет был уничтожен, а члены его поплатились казнями и ссылками за свою попытку уничтожить в России Самодержавие. Хотя престол в это время значительно зависел от приближенных к нему, но русский народ, не вмешиваясь в вопрос престолонаследия, так как в этот момент ни одно из лиц Царской Семьи не имело исключительных прав на престол, однако желал повиноваться только Царственному носителю верховной власти и никому больше. Анна Иоанновна вместо оставленных вельмож взяла новых советчиков. Главным лицом при ней вскоре сделался курляндец Бирон, благодаря покровительству Анны Иоанновны из простых конюхов возвысившийся до герцога. Пользуясь большим влиянием и доверием у Императрицы, он сделался фактическим правителем государства. Он всячески стремился упрочить свое положение, и головой платился тот, кто ему стоял на пути. Он возвышал немцев, а русские и все русское подвергалось гонению. Опасаясь заговора, Бирон ввел страшный шпионаж, и множество невинных пострадало по ложному доносу. Однако, несмотря на страшное народное и национальное унижение, нигде не было стремления к перемене правления, так как носительницей верховной власти все же была дочь Русского Царя, – и сама православная, и русская по духу Анна Иоанновна. Только иногда появлялись самозванцы, выдававшие себя за законных Царей Алексея или Петра Петровичей; народ их с радостью встречал, но обыкновенно обман вскоре обнаруживался. Императрица Анна Иоанновна объявила, что после смерти ее престол должен перейти в мужское потомство племянницы ее, дочери ее старшей сестры Екатерины Ивановны и герцога Мекленбургского, при принятии Православия нареченной Анной Леопольдовной. Бирон пытался женить на ней своего сына, но принцесса, чтобы избежать этого брака, согласилась выйти замуж за Брауншвейг-Бевернского принца Антона Ульриха. В 1740 году у них родился первый сын Иоанн, а вскоре затем предсмертною болезнью заболела Императрица. Вельможи, преданные или просто желавшие угодить Бирону, подали Императрице прошение о назначении Бирона регентом на время малолетства Иоанна, объявленного Наследником. Императрица сначала колебалась, но перед смертью подписала это назначение. После смерти ее было прочитано духовное завещание, и маленький Иван Антонович сделался Императором, а герцог Бирон – регентом. С первых же дней своего регентства Бирон стал преследовать всех недовольных его назначением в правители государства.

Преследованию подверглись даже родители Императора, причем принц Антон Ульрих был посажен под домашний арест. При таком унижении принцесса Анна Леопольдовна обратилась к фельдмаршалу Миниху, который с помощью несших во дворце караул офицеров арестовал Бирона. Правительницей была объявлена Анна Леопольдовна. Приближенными при ней были почти исключительно немцы. Можно было думать, что воцарилась немецкая династия и немецкое правительство смотрит на Россию, как на немецкие владения. Поэтому взоры русских людей все чаще останавливались на русской Царевне, дочери Петра Великого, Елисавете. Правительница и ее супруг заметили, какою любовью пользуется Цесаревна, и ей стало угрожать заточение, так как все громче раздавались голоса, что право на престол имеет Царевна Елисавета Петровна, а не немецкая династия. Тогда в ночь на 25 ноября 1741 года Елисавета явилась в казармы Преображенского полка и обратилась со словами: «Знаете ли, чья дочь я? Меня хотят выдать насильно замуж или постричь в монастырь! Хотите ли идти за мною?» – «Готовы, матушка!» – был ответ. Елисавета потребовала клятвы не проливать напрасно крови, после чего при помощи своих приверженцев арестовала правительницу с семьей и ее главных сотрудников. Вступление на престол Елисаветы Петровны было встречено общим восторгом. Сановников, не избравших в свое время Елисавету на престол, судили, но казнь всем была заменена ссылкой. Сослана была и Брауншвейгская фамилия. Елисавета вызвала из Гольштинии своего племянника, сына Цесаревны Анны Петровны. Присоединенный к Православию, он был наречен Великим князем Петром Феодоровичем и объявлен Наследником престола. В невесты ему была избрана Ангальтцербстская принцесса София-Августа, которая, по принятии Православия с именем Екатерины Алексеевны, и была с ним обвенчана. От этого брака в 1754 году родился сын Павел.