— Здорово! — Фанориа в восхищении сжала руки у груди. Я был готов ощетиниться на товарищей, хотя они просто делали своё дело, пока я относил саттур на ближайшую стойку и сменил его на свёрток метательных спиц.

— Ничего необычного.

Пришла моя пора обижаться, как бы мне ни хотелось оставаться равнодушным. Но я злился. Казарма казармой, но Риа не стоит восхищаться найденными «диковинками». Как солдата, меня научили выпускать эмоции на постороннее, а не на Стаю или тех, кто слабее по рождению. Сила нужна для дела. Например, обороняться от агонарцев.

Тогда я тренировался, был на стрельбище. Вынув из свёртка спицу, я примерился к бревну на несколько мгновений, а после метнул лезвие в цель. Рука дрогнула, я не промахнулся, но от центра сместился, да и спица вошла криво, на развороте. В бою такой замах смог бы хорошо ранить, но не остановить.

— Завораживает, — вздохнула под боком княжна, умаслив моё самолюбие и гордость. — Как же много непоправимого всего за миг может сделать такая красота…

Я бы расплылся от похвалы, но в то же время проглотил ещё больше горечи разочарования, если бы чуть позже повернулся на приятный слуху голос. Пока я расправлялся всего с одной спицей, Риа добыла вторую и рассматривала её, осторожно вертя в руках. Я нарочно выбрал полюбившуюся мне форму, чтобы не сплоховать, — похожую больше на нож. Очень вытянутый ромбик стали с центральным желобком, повторяющим форму лезвия. В тонких боевых перчатках такой спицей можно пользоваться и как двусторонним ножом, чтобы колоть противника, взявшись за спицу по центру. Тяжелее, чем с круглым сечением, но привыкнуть можно.

— Оружию позволительно быть красивым ровно до тех пор, пока оно не начнет убивать. В смерти красивого нет ничего, — буркнул я, наблюдая за пальчиками, держащими спицу. Они даже тоньше её…

— В таком случае, в самой жизни нет места радости. Красоте можно радоваться, но сама жизнь не что иное как очень медленная смерть, — Фанориа улыбалась в отблеске света на спице и гладила полированный металл. — Рождение чего-то нового заставляет гибнуть старое, чтобы когда-нибудь самому постареть. Стоит радоваться каждому мигу, движению, звуку. Гореть, пока возможно, и учить своему огню тех, кто только начинает тлеть. Вдохновлять жить!..

«Перечит!» — не слишком думая о том, что учу своему льду Риа, я искал слабину в её словах. Девушка же, встретив тишину, улыбнулась ещё шире и пристально посмотрела на бревно, в которое я всадил спицу. Я ждал продолжения разговора, но вместо него дождался взмаха тонкой руки. Что-то от её движения замерло в моей груди и со слышимым лишь мне грохотом упало до уровня пупка. Спица из рук княжны мягко вонзилась в ствол ровнее моей и лишь немногим ближе к желаемому центру.

— И часто ты упражняешься со спицами?.. — я так растерялся, что упустил все словесные ухищрения княжеского ранга.

Голос сел до хрипящего полушёпота. Я мог язвить и глумиться, но само движение девицы для броска затыкало меня. Если я пускал от ведущего плеча почти по прямой, то княжна метала от противоположного плеча, как с разворота, так ещё и через низ. Непривычно.

— В Пике Бездны — всё время, пока родители не видят, — Риа кивнула Нисе, и та быстрым шагом поспешила вернуть нам спицы.

— Но это бывает нечасто, а последние годы и вовсе редкость, — предположил я, поглядывая на Фаненису, а после — на разочарованную княжну. Она поджала губы и хмуро опустила плечи. — А рука набита. Есть же секрет!

— Может, и секрет, — огорчение сменилось задумчивой тоской.

Фанориа забрала у подошедшей Нисы одну из спиц и снова стала вертеть её в руке. Я вновь ждал, теперь броска, вот только княжна отложила спицу и интенсивно потёрла ладони одну о другую, словно те нуждались в разогреве или даже мытье. Тем не менее, Риа всё смотрела на ладони и морщилась.

Применение магии ощутимо щёлкнуло по маковке. Практически одновременно с этим, с малым запозданием, княжна подула на руки, над коими заклубился густой пар. Захрустел, затрещал, плотнея и вытягиваясь, чтобы стать куском льда, чрезмерно похожим на отложенную спицу, чтобы быть случайностью. Двинулась Риа стремительно. Быстро перехватила ледышку и кинула в бревно без какой-либо подготовки. Может, и следовало — сосулька пусть и воткнулась в дерево, но от верхнего среза её отделяло самое малое два-три пальца высоты.

— Большая вышла. С мелкими проще, — Фанориа подула на раскрытые ладони снова, призывая магию и облачко пара.

На одной льдинке ничего не закончилось. Ледяная тучка творила осколки один за одним, чтобы они со свистом проносились от Риа к бревну и разбивались на звонкие обломки. С каждым снарядом поток льда усиливался, наседая на ствол. Помимо ледяного крошева, полетели и куски коры, а там и щепки. Магия в Стае не слишком была в почёте просто из-за того, что учили нас больше обращению с оружием, отчего от постоянной колкой щекотки у меня, кажется, замёрз затылок. Колдовство привлекло и занимающуюся Стаю, особо после того, как с десяток льдин тоньше моей спицы оставили от бревна жалкие лохмотья.

Княжна выдохнула с таким удовлетворением, что мне было впору позавидовать. Запрокинув голову, Риа глухо засмеялась. Сбивчивое дыхание она и не пыталась восстановить, улыбаясь каким-то своим мыслям. Я же смотрел то на остатки бревна, то на хрупкое создание, что разобралось с его целостностью.

«Её бы в Стаю. И не важно, что она так магией умеет. Научим остальному», — мигом пронеслось в моей голове.

— Кажется, я перестаралась, — княжна наконец-то разглядела во что превратилась цель её магического приёма.