– Добрый вечер, Ждан Геннадьевич, - светски улыбнулся Митя.
– Рад, что вы, наконец, соизволили заметить и нас с Адой.

– Так-так-так ...
– повторил полицмейстер, едва мазнув взглядом по Ариадне и чуть не впившись глазами в Митю.
– И что же сын самого начальника Департамента полиции, известнейшего питерского сыскаря делает здесь?
– в его голос было столько презрения, будто он застал Митю не в квартире над лавочкой, а в грязнейшем из притонов.

– Как и все здесь присутствующие. Пью чай.
– Митя отсалютовала полицмейстеру чашкой и сделал глоток. Чай остыл, но сорт был хорош, и Митя с неожиданным даже для себя удовольствием глотнул снова.
– Ухаживаю за Ариадной, и немного, совсем чуть-чуть, за барышней Сарой, - он мило улыбнулся бледной Гиршевой сестре. Та только рвано вздохнула.

– За еврейкой?
– лицо полицмейстера изобразило брезгливость, он даже губами пошевелил, будто сплевывая.
– Прям поветрие пошло: то меньшой Потапенко, то вы еще. А барышня Ариадна как на это смотрит? Хотя вы же, вроде, другой сестрице Шабельской внимание оказывали?

– Что поделать, я в неизменном восхищении от всех дочерей Родиона Игнатьевича.
– Митя нежно улыбнулся Аде, у той вспыхнули щеки.

– Барышне Ариадне нравится... донашивать кавалеров после старших?
– прищурился полицмейстер.

Ада тихо ахнула, щеки у нее запылали горячечным румянцем, а на ресницах повисли слезы.

– Ваше поведение оскорбительно, Ждан Геннадьевич.
– сквозь зубы процедил Митя.
– Боюсь, я вынужден буду сообщить о ваших словах как своему отцу, так и отцу Ады.

– Думаю, у обоих ваших родителей будут другие заботы, посерьезнее, - ухмыльнулся полицмейстер.
– Равно как у родичей остальных юношей и барышень, - он обвел всю компанию довольным взглядом, с особенным плотоядным интересом уставившись на Гиршей. Испуганная Сара схватила брата за руку.

– Мы ничего плохого не делали!
– подрагивающим голосом сказал Гирш, крепко сжимая пальцы сестры между ладонями.

– Узнаю лукавую жидовскую породу!
– усмехнулся полицмейстер.
– Плохого они не делали. Для вас и бомбу в государя кинуть - хорошо. А вот вы, барышня Ариадна, можете поклясться своей дворянской честью, что вы тут только чай пили, да ухаживания господина Меркулова-младшего принимали?
– и полицмейстер оскалил пожелтевшие от табака зубы в издевательской ухмылке.

Ада снова покраснела, а потом вся кровь отхлынула от ее лица. Она посмотрела в одну сторону - натолкнулась на умоляющие взгляды Гиршей, в другую - на нее сочувственно и одновременно презрительно глядели Иван с Петром. И прикусив губу, низко опустила голову.

– Не можете ...
– с торжеством начал полицмейстер.

– Конечно, она не может.
– вздернул бровь Митя.
– Ада мои ухаживания принимать не желает, но сказать об этом при всех и обидеть меня, ей не позволяет воспитание.

– А ваше семейство тоже не без жидов в родне - эдак выкручиваетесь? – теряя терпение, рявкнул полицмейстер.

– Какое именно семейство вы имеет в виду, Ждан Геннадьевич? Меркуловых или князей Белозерских?

– Вы мне своей Кровной Родней в нос не тычьте!
– его губы снова растянулись в препаскуднейшей усмешке, и он потребовал.
– Вы вот сами их именем поклянетесь, что только чаи тут гоняли и с барышнями обжимались?

Взгляд полицмейстера - довольно мерзкий - прошелся по девушкам.

– Вы!
– затрясся от бешенства Гирш.
– Как вы смеете!

– Заткнись, жиденок, - оборвал полицмейстер.

– Не помню, чтоб за нашим столом вы пили чай в мрачном молчании, - вмешался Митя.
– Обычно ведут беседу: об учебе, о литературе...

– Ясно!
– возрадовался полицмейстер.
– Указ государев обсуждали. А литература - по этим двум каторжным мордам понятно, что у вас тут за литература! Обыскать!
– рявкнул он, и переминавшиеся на пороге городовые ринулись внутрь.

Рывком отодвинули в сторону стол - чашки жалобно зазвенели, самовар покачнулся. Сидящие у стола вскочили и сбились в тесную испуганную кучку на другой стороне комнаты. Только оба поднадзорных - Иван и Петр - стояли, надменно вскинув головы и презрительно глядя на полицмейстера. Да Митя с Адой остались у подоконника. Городовой сдернул ковер и принялись простукивать половицы. Гулко взвыло пианино, когда другой городовой поднял крышку, чтоб заглянуть внутрь. Аккуратно выставленные книги полетели с этажерки, взмахивая страницами, и шлепаясь об пол как перезревшие груши с дерева.