— Это хорошо, Тивас, что ты привел к нам этих воинов. Просто прекрасно. Великан вывел из строя трех моих латников. Да и сам я, честно говоря, не знаю, справился бы с ним, если бы не твоя помощь. А этот воин, похоже, игрался с ним. Ты уверен, достойный Унго, что он убит? — спросил он, подходя к победителю, который даже не запыхался после боя.

Тот удивленно глянул на кавалера.

— А он не убит. И не желал я смерти этому достойному воину. Он хорошо бьется секирой. И я буду порой биться с ним. Ведь должен я знать, как бьются в этой земле на секирах. Некоторые атаки были мне неизвестны.

— Но он наш враг. Он бился с нами.

— Убив его, я не узнаю, сможет ли он стать другом или останется врагом. Убив человека, мы многое теряем. Мне не хочется убивать его. И необходимости в этом нет.

— Но он побил моих людей, — рассвирепел Андрий.

— Значит, им надо больше учиться искусству боя, — невозмутимо ответствовал Унго.

— Не ярись, Андрий, — подошел Тивас. — Двое твоих уже на ногах. А другим придется воспользоваться гостеприимством почтенного Бындура. Мыкыта уже через месяц замашет клинком, а у Гната еще с полгода будет звенеть в ушах. У кого ты покупаешь оружие? Шлем на нем был не очень хороший.

— Так они живы, — явно обрадовался кавалер, — но как? Я сам видел, как он развалил едва не надвое Мыкыту и как полетели осколки башки Гната.

— Ты забыл, кто я?

— Благодарю, благодарю. — Кавалер порывисто схватил Тиваса за руку. — Они мне как дети, — вдруг засмущался он. Странное, доложу я вам, было зрелище.

— Достойный Тивас, — встрял Унго, — я прошу тебя осмотреть и этого воина. — Он указал на оглушенного викинга. — Мне кажется, он ранен. — Под однорогого натекла приличная лужа крови. — И, значит, победа моя была недостойной, — серьезно огорчился Унго.

— Недостойной! Этот человек разметал половину моего отряда, едва не отправил к предкам меня. Вы же даже убивать его не захотели. Вы невероятный воин. Я горд, что сражался с вами, достойный фавор, плечом к плечу.

— Пойдемте же в корчму, государи мои, — выкатился откуда-то Бындур. — Аргосского у меня уже нет, но я найду чем порадовать таких людей, как вы.

Мы опять сидели за тем же столом, и опять перед нами стояли наполненные вином кубки, но атмосфера покоя и надежности пропала. Хотя раненых и убитых уволокли, тяжелый дух щедро пролитой крови еще не выветрился. Изрубленные и изломанные лавки и столы уже утаскивали, но стены надолго сохранят следы мечей.

И все же многочисленные сотрудники товарища Бындура проявляли огромную активность, и помещение медленно, но верно начинало приобретать свой прежний медово-аппетитный облик.

Селяне, возмущенные наглостью вломившихся и воодушевленные речью кавалера Андрия, частично отправились вооружаться по домам (оказывается, здесь есть система поочередной мобилизации), а частично, под руководством Баргула, занимались освобождением бойцов Внутренней Стражи от ненужного им теперь снаряжения и последующим погребением этих жертв политических разборок.

Все сидящие за столом были приятно возбуждены. Как известно, у победителей нечасто случается депрессия. Один лишь Бындур уныло поглядывал на разнесенную корчму, очевидно, подсчитывая убытки.

— Не тревожься, друг мой, — положив руку на плечо безутешному кормильцу, проговорил Андрий. — Я возмещу твои расходы.

Лицо Бындура сразу разгладилось и приняло обычное доброжелательное выражение.

— Я, ваша милость, не об убытках думаю, а о крови, что пролилась здесь сегодня. В этих стенах никогда не случалось такого. — Он помолчал. — Тяжкие времена грядут. Тяжкие.

— Не грусти. Сейчас придет наш Тивас и изгонит дух крови из твоего, богами любимого, дома. Да и вряд ли эта кровь сможет зло принести. Пали ведь воины, не колдуны.

— Нет, Хамыц, я не о том. Долго, очень долго люди нашей земли бились друг с другом лишь на ристалищах. И редко до пролития крови. Никому и в голову не могло прийти биться вот так. — Он помолчал, подыскивая слово. — Беззаконно. Эти, — мотнул он подбородком в пространство, — чужие, совсем чужие. Ворваться вооруженными в дом, где дают пищу… — Он беспомощно развел руками. — Не понимаю.

Хамыц с жалостью посмотрел на него.

— Хорошая у вас земля. Плохо будет, если изменится. А чтобы не изменилась, надо погань эту поубить, и все. Ваш этот лорд людей собирает, чтобы этих чужих бить. Ха! И нелюдей собирает. Все вместе пойдем и побьем их. Говоришь, обычай ваш не уважают? Жить захотят и вызнают все обычаи, и уважать их будут, и детям своим, если доживут до них, скажут. В моей земле пословица есть. В чьей арбе едешь, того песню и пой. Хочешь свою петь — пешком иди.

Все заулыбались, вдохновленные предложенным разрешением проблемы. Действительно, что может быть проще.