— Подожди ты! — морщится Ильюха.

Но она не ждет. Садится в машину, яростно захлопывает за собой дверцу.

Я делаю несколько шагов вперед, останавливаюсь напротив друга. Анна поднимает брошенную бутылку, подходит, встает за моим плечом.

Мы с Ильей несколько минут молча смотрим в глаза друг другу.

Когда Мария жмет на клаксон, Ильюха вздрагивает, а в глазах его я вижу (или мне показалось?) облегчение. Он бессильно пожимает плечами, поворачивается и молча садится в машину.

Уже отъехав метров на десять, «Нива» пронзительно и долго сигналит; сигналит, пока не скрывается за поворотом…

Ну ладно. У отложенной смерти есть одна положительная сторона: можно со всеми попрощаться. И как бы побывать на собственных похоронах.

Я беру у Анны брошенную нам початую бутылку «Фанты». Кажется, Илье очень повезло с женой… м-да.

Будь я один, я бы не раздумывая забросил эту подачку вон в тот серый сугроб. Но девушка хочет пить, поэтому я переливаю «Фанту» в нашу тару — она побольше и еще пригодится.

Да и не пристала мертвым гордыня, это — удел живых.

13

Часам к четырем мы, совершенно обессилевшие, окольными путями, добираемся до Березняков и пустынными нехожеными улицами крадемся к нашей даче.

Березняки довольно регулярно патрулируются полицией, поэтому осторожность не помешает. Тем более, что теперь у меня есть цель, есть смысл — мне нужно попрощаться с мамой. Я старательно не думаю о том, что цель моя довольна жестока по отношению к ней. Наверное, она уже смирилась с моей смертью (ведь полиция наверняка выяснила, кто был убитым любовником убитой Дашки), ну или с исчезновением. И теперь, когда я явлюсь к ней с того света…

Нет, я старательно отпихиваю от себя эту мысль.

Ключ как обычно лежит в углярке, на полочке, в старой жестяной банке из-под «Нескафе». Я завожу Анну в дом и первым делом иду во двор, к колонке, чтобы накачать в бутылку воды.

Возвратившись, вижу, что Анна стоит перед фотографиями, развешанными над старым комодом.

— Это твоя мама? — спрашивает она, когда я подхожу и встаю рядом.

— Да. А это — отец… Брат. Он умер семи лет, от порока сердца. Ему повезло: иммунорм тогда еще не придумали.

Кто-то, то ли бог, то ли дьявол, дал нам второй шанс. Но люди считают это ошибкой и в меру своего разумения стараются ошибку исправить.

— Красивая! — говорит Анна. — Ты больше на нее похож, чем на отца.

— Хочешь чаю? — предлагаю я.

Она удивленно смотрит на меня.

— Ну что, в самом деле, все вода да вода! — говорю я. — Почему бы не побаловать себя чайком!

Я понятия не имею, что с нами произойдет, если мы напьемся чаю. Горячего. И произойдет ли что-нибудь.

Есть мы не можем, это совершенно точно, проверено. Пища просто не проходит, она застревает в горле комом. Наверное, из-за отсутствия слюны и слизистой. Но даже если и протолкнуть ее в себя, то ведь пищеварения все равно нет, и еда будет просто гнить в желудке.

А вот горячий чай… С вареньем…

— Ну что? — потираю я руки. — Ставим чайник?

Анна неуверенно пожимает плечами.

Я включаю счетчик, переливаю воду в электрочайник. Открываю банку вишневого варенья — в нем больше сиропа.

И смеюсь. Потому что смысла в варенье нет никакого — ни вкуса, ни запаха все равно не почувствуешь.

Забавный второй шанс нам предоставлен! Тот, кто его нам позволил, сразу четко и ясно дал понять: ребята, отсрочка дана вам совсем не для того, чтобы вы и дальше впустую наслаждались жизнью! Никакого варенья, сна до одиннадцати и суетных желаний! У вас есть дела поважнее…

Правда, он не объяснил — какие. Догадайся сам, называется.

Я смутно подозреваю, что этот некто, по доброте душевной, дал нам возможность исправить совершенные ошибки. Или не по доброте, а в целях сохранения баланса, чтобы мир не ухнул в бездну и хаос.

Ошибок в жизни я совершил много, ох много! Но которая из них главная, та, которую нужно исправить, чтобы размотать весь клубок, я не знаю.

Индикатор чайника гаснет. Я завариваю чай, безнадежно ловя ноздрями исходящий от него пар. Все надеюсь на чудо: а вдруг какой-то из запахов, какое-то из воспоминаний возьмет и разбудит, оживит чувства!..

Мы с Анной садимся за стол у окна, друг напротив друга. Я наливаю когда-то золотистый, а сейчас — серый, напиток в старые чашки из некогда любимого маминого сервиза, чашки из моего детства, доживающие свой век на даче. Демонстративно кладу в чай три ложки вишневого сиропа.