— Почему? — Заинтересованно спросил один из судей, лысенький мужчина в очочках.

— Потому как таким образом защитил от вредных, низких нападок Пашки Серого себя и свою сестру Свету. К ней Пашка Серый пытался против ее воли в женихи напрашиваться. А раз он такой нахальный и по другому не понимает, то только так я и мог преподать ему урок. Готов понести наказание за то, что ударил его. Но пусть видит, что если вести себя со мной не по-человечески, получит он в ответ такое же нечеловеческое к себе отношение.

— И те обстоятельства, что слиты были с вашей машины смазочные материалы, — продолжал очкарик, — вы также подтверждаете?

— Конечно, подтверждаю, — кивнул я, — и не я один.

— Истец отрицает эти обстоятельства, — вклинилась блондинка Валентина Никитична, — ведь отрицаете же?

— Отрицаю, — привстав с места, рявкнул Серый.

— Ну нас уже есть признательные показания Сергея Бесхлебного, — сказал я, глянул на секретаря, — скажите, вы же занесли их в протокол заседания?

— Занесла, — пискнула молодая девчушка-секретарь.

— Ну и хорошо. А остальное уж, — я глянул на судей, — на усмотрение судей останется.

Когда я вернулся на свое место, председательствующая спросила:

— Перед тем, как мы кончим судебное разбирательство, будут ли у кого дополнения?

— У меня, уважаемый суд, — встал Серый, глянул растерянно в свою бумажку, по которой читал каждое свое слово.

Видно было, как он волнуется. Тетрадный лист в тусклую клетку дрожал в его руках как заведенный.

— Слушаем вас, — Ирина Степановна откинулась в своем кресле.

— Знаю я, — начал Серый, глядя в бумажку, — что если уж товарищеский суд найдет в деле признаки всякого противоправного притупления, то обязан тот суд, пренепременно сообщить об них куда следует. Тоисть в пра-во-о-хра-ни-тель-ные, — начал он по слогам, — органы. В милицию значить. Так вот, всем вам известно об деле армавирском. Что крутют сейчас милиционеры тамошних спекулянтов и всяких других вредных врагов советской власти. Расхитителей со-ци-а-ли-стической собственности.

Павел замолчал, вчитываясь, сузил глаза.

— Так вот. Я заявляю официально, что есть у меня сведения о причастности гражданина Землицына к тому делу, как соучастника. И есть у меня тому также и доказательства.

Все в судебном заседании замолчали. Я, нахмурившись, посмотрел на Серого исподлобья.

— Вот, значит, как, — с интересом сказала Ирина Степановна, — это серьезно обвинение. И если оно подтвердится, суд и правда должен будет передать дело в правоохранительные органы. Землицын, есть у вас что сказать по этому поводу?

— Да вот, — усмехнулся я, — интересно мне.

— Что же вам интересно? — Восхитилась судья моей беззаботной реакцией.

— Чего ж Серый на этот раз выдумал, — пожал я плечами.

В зале, в котором до этого момента стояла гробовая тишина, стали раздаваться сдержанные хохотки.

— Ну что ж, Павел, — сказала судья, — проходите за кафедру и расскажите нам, что вы же вы имеете в виду. Вы готовы прояснить?

— Готов, — сказал Серый и встал.

Взяв с парты несколько исписанных размашистым почерком тетрадных листов, он пошел к сцене. Занял место за кафедрой. Стал раскладывать там и тут по ней листочки.

Я бы не сказал, что был удивлен таким Серовским фортелем. Скорее, меня и вправду раздирало любопытство: а как же он устроил свои показания, и что у него там за свидетель?

Потому слушал я Серого внимательно и не позволял не маме, не Свете, не даже отцу отвлекать себя от такого зрелища. Хотя семейство мое очень рвалось разузнать о чем же там было дело:

— Игорь! — Шепотом звала меня Света, — а это что он такое говорит? Что говорит-то?

— Ой господи! — Прочитала за спиной мать полушёпотом, — пусть все это окажется злостным враньем, а никакой неправдой! Да не может быть же так, что б мой Игорек да на такое решился бы!

— Игорь, — тронул меня за плечо отец, — че он мелет?

— Тихо вам, — отмахнулся я ото всех, глянув на семью с улыбкой, — сейчас и узнаем. Повеселимся.

Все трое посмотрели на меня с удивлением. Папа строго нахмурился, сложил на груди крепкие руки.