– Мы выращиваем растения в космосе со времен первых космических станций, - сказал Чама, - со времен "Салюта", "Мира" и МКС. Некоторые из здешних линий растений уходят так далеко в прошлое: линии, созданные первой тысячей людей, отправившихся в космос. Их руки касались этих родословных.
– Он сказал это так, как будто говорил о святых реликвиях, к которым прикасались святые.
– Но с самого начала работа всегда была ориентирована на науку и коммерцию - во-первых, на изучение влияния невесомости на механизмы роста, затем на углубление нашего понимания гидропоники, аэропоники и так далее. Как только эти технологии достаточно развились, мы перестали выводить новые сорта в космос. Это первый случай, когда большинство этих видов растений были распространены за пределами Земли. Разница здесь в том, что движущей силой является не наука или коммерция. Это панспермийский императив.

– А-а, - сказал Джеффри с глубоким упавшим чувством.
– Верно. Думаю, я должен был это предвидеть.

– Ты этого не одобряешь?
– спросил Чама.

– Окрасьте меня в более чем легкий скептицизм.

– Это способ моего брата сказать, что он думает, что вы все совершенно ненормальные, - объяснила Санди.

Он бросил на нее раздраженный взгляд.
– Спасибо.

– Лучше всего вынести эти вещи на всеобщее обозрение, - сказала Санди.

– Вполне, - довольно сердечно согласился Чама.
– Так что да, я панспермиец. Как и Глеб. И да, мы верим в это движение. Но это все, что есть - идея, движущий императив. Это не какой-то сумасшедший культ.

Дверь в дальнем конце комнаты открылась, впуская фигуру. Это был другой мужчина, пониже и коренастее Чамы, толкавший тележку на колесиках, нагруженную разноцветными пластиковыми колбами и ванночками.

– Это мой напарник, Глеб, - сказал Чама.
– Глеб, у нас гости! Санди привела с собой своего брата.

Глеб пододвинул тележку к стене и подошел к ним, стягивая с рук перчатки и засовывая их в карманы своего длинного белого лабораторного халата.
– Человек-слон?

– Человек-слон, - подтвердил Чама.

– Это большое удовольствие, - сказал Глеб, протягивая Джеффри руку для рукопожатия.
– Глеб Озеров. Вы видели...

– Пока нет, - ответил Чама.
– Я просто сообщил ему плохие новости.

– Какие плохие новости?

– Что мы чертовски безумны.

– О. Как он это воспринял?

– Примерно так же хорошо, как у них обычно получается.

Джеффри пожал Глебу руку. Тот мог бы зарабатывать на жизнь дроблением алмазов.

– В конце концов, он справится с этим.
– Глеб изучал его с особым вниманием.
– Ты выглядишь разочарованным, Джеффри. Разве это не то, чего ты ожидал?

– Это комната, полная растений, - сказал Джеффри, - а не зоопарк, который мне обещали.

Глеб был немного старше Чамы - по крайней мере, выглядел немного старше - с центральноазиатскими чертами лица, русскими, может быть, монгольскими. Волосы у него были темные, но очень коротко подстриженные, и он был чисто выбрит. Под белым лабораторным халатом у Джеффри создавалось впечатление плотной мускулатуры, телосложения борца.

– Послушай, - сказал Глеб, - ты гражданин Африканского союза, а союз - транснациональное образование, входящее в Организацию Наземных Наций. Это означает, что ты смотришь на вещи через определенный... идеологический фильтр, скажем так.

– Думаю, что могу найти способ обойти пропаганду ОНН, - сказал Джеффри.

– Мы Паны. Финансируемся Организацией Водных Наций, как ты, несомненно, знаешь, и ОВН находится в постоянных разногласиях с ОНН. Так уж устроен мир. Но мы не находимся в состоянии войны, и это не значит, что Паны собираются претендовать на мировое господство, на Земле или здесь, на Луне. Просто мы верим в определенные... неортодоксальные вещи.
– Голос Глеба, звучавший в соответствии с переводом, говорил на языке, отличном от языка Чамы, чем-то отрывистом и гортанном, в то время как язык Чамы был высоким и лиричным по интонации. Он произнес эту речь, скрестив руки на груди, мускулы бугрились под белой тканью его рукавов.
– Паны считают, что у человеческого вида есть долг, моральное обязательство помогать распространению живых организмов в глубоком космосе. Всех живых организмов, а не только той горстки, которую мы случайно захотим взять с собой, потому что они отвечают нашим насущным потребностям.

– Мы делаем все, что в наших силах, - сказал Джеффри.
– Это еще только начало.

– Это одна из точек зрения, - весело сказал Глеб.
– Особенно, если ты пытаешься уклониться от ответственности на уровне вида.

– Все идет действительно хорошо, - сказала Санди.

– Да, - сказал Джеффри.
– Я пробыл здесь всего пять минут, а уже чувствую себя так, словно меня вот-вот повесят, выпотрошат и четвертуют за мои преступления против биосферы.

– Чама и Глеб не имеют в виду это лично. А ты?
– спросила Санди.

– Да, но мы с радостью сделаем исключение для твоего брата, - с улыбкой сказал Глеб.

– Очень великодушно с вашей стороны, - ответил Джеффри.

– У нас здесь есть окно, - сказал Чама.
– Человеческий вид балансирует на пороге чего-то по-настоящему преобразующего. Это могло бы быть чудесно: взрыв жизни и жизнестойкости, зеленое цветение, выходящее за пределы Солнечной системы в межзвездное пространство. Мы находимся на пороге того, чтобы суметь это сделать. Но в то же время мы также могли бы оказаться на пороге укрепления, консолидации, даже своего рода отступления.