Сергей улыбнулся:

– Почему же? Относительно "Фронта" ничего не могу сказать, а к "Скорпиону" с "Бизоном" доступ в Крыму имеют аж целых шесть человек... Но я в их число не вхожу.

– Понятно... Вы, коли не секрет, кто по званию Сергей?

– А нет у меня звания. Я штатский человек.

Обнорский подумал, что Сергей не хочет расшифровываться, но тот продолжил:

– Служил я когда-то в уголовном розыске... Давно это было. Уволился в звании майора. Так что нынче я человек сугубо штатский. Руковожу союзом "афганцев".

– Воевали в Афгане?

– Было такое дело... Там и с Серегой Соболевым познакомился. И с вами говорю потому, что он за вас слово замолвил, Андрей. К нему я отношусь с огромным пиететом.

"Уже второй человек, - подумал Обнорский, - заявляет мне, что говорит со мной только по рекомендации Соболева".

– А премьер-министр имеет доступ к "бизонам-скорпионам"?
– спросил Андрей.

– А вы сами у него спросите... Впрочем, и без экзотических "бизонов-скорпионов" я вам кое-что могу рассказать. Официальную биографию депутата Рады мы трогать не будем. Согласно этой версии биографии он почти святой. Но есть у Лени Матецкого и другая, неофициальная, биография. Вот она-то, Андрей, гораздо более интересна. Итак, Ленечка Матецкий. Ленечка - наш, крымский. Как сказал один выдающийся ваш политик: мать русская, отец - юрист. Это аккурат про нашего Леню. Отец его покойный - Семен Лейбович Матецкий, кстати, действительно был юристом. Говорят, довольно известным. Леня родился в Симферополе, здесь же прошла вся его сознательная жизнь. Мать Ленечки была моложе отца на двадцать с лишним лет... Именно после того, как Семен Лейбович бросил свою первую жену, карьера юриста пошла под откос. Так, по крайней мере, говорят. Красота и ветреный характер молодой жены были для пожилого еврея причиной многих огорчений и в конечном итоге привели его к инфаркту. Вдова горевала не очень долго и связала свою жизнь с известным в Крыму авторитетом Башмаком. В восемьдесят девятом Башмака кто-то угостил картечью из охотничьей двустволки... Ну это так, к слову. Хотя кое-кто тут у нас считает, что Ленечка мог приложить к этому руку. Он мальчонкой рос решительным. Спортом занимался... борьбой. И хотя в науках не сильно превзошел, но зато стал кандидатом в мастера по вольной борьбе. Мог, мог Леня приложить руку к смерти Башмака. А потом "подхватить выпавшее знамя". Он его и подхватил, вошел в группировку. Конечно, не на первых ролях... Молод еще. Ничем себя не проявил, зону не топтал.

– А он, кажется, и вообще ее не топтал?
– спросил Андрей.

– Точно... Дважды его задерживали с оружием. Первый раз под сиденьем машины, в которой он ехал, обнаружили ТТ. Но Отец отмазался, объяснил, что тачка досталась по наследству от Башмака и про пистолет он ничего не знал. Отпечатков пальцев на стволе не было, и следствие его объяснениями удовлетворилось. Второй случай был серьезней. Намного серьезней. Ствол - под мышкой, патрон - в патроннике, пальцев - как грязи... Но экспертиза не, признала пистолет огнестрельным оружием.

– Почему?
– спросил Андрей.

Спросил, заранее догадываясь, каков будет ответ. Снова к столику подошла официантка, принесла кофе Обнорскому. Когда она отошла, унося пустую чашку,

Сергей ответил:

– Якобы пистолет был не пригоден к стрельбе по техническому состоянию... Да из него стреляли пять часов назад. Из ствола тухлым яйцом тянуло... твою мать! Но-у эксперта иное мнение. Так что формально Отец перед законом чист. А уж теперь наш Леня для закона и вообще недосягаем - депутатская неприкосновенность. Парит на облаке под названием "Верховная Рада".

– Как же он со своей репутацией конкретного пацана пролез в комитет Рады по борьбе с преступностью?
– спросил Обнорский.

Вопрос был риторический, подразумевал простой ответ: с помощью денег. Избитая фраза: криминал идет во власть, - давно превратилась в общее место... Никто уже, кажется, всерьез и не задумывается над ее смыслом. Отношение к "походу криминала во власть" сложилось в обществе почти философское. Примерно такое, как к плохой погоде. Слова "идет криминал" произносились почти так же, как "идет дождь".

Сергей сделал глоток кофе, ответил:

– Ты же и сам все понимаешь... Бабки плюс связи. Вот и все объяснение. Но тебе ведь нужна конкретика?

– Конечно.

– Все, что у меня есть на Отца, - дам.

– А что у тебя есть?

– Кое-что есть. Киевских дел Лени я, разумеется, не знаю. Но по Крыму материал подсобрал. Могу осветить, как, где, с кем и сколько. Кому он в УБЭП платит, кому в налоговой... Есть некоторые счета-фактуры по отдельным сделкам. Есть смета на строительство развлекательного центра на Южном берегу... Смета очень интересная.

– Сергей, можно я задам один вопрос, на который ты отвечать не обязан, - сказал Обнорский.

– Задавай... Тем более, что отвечать я не обязан...

– Как ты собираешь информацию?

– А как ты у себя в Питере собираешь информацию?

Обнорский улыбнулся. Улыбнулся и Сергей. Они отлично поняли друг друга.

– Я, - сказал Сергей, - не один... У меня за спиной союз "афганцев". Да и связи старые, ментовские, остались.

– Зачем, скажи честно, тебе это надо?

– А тебе зачем это надо?

– Я и сам задаю себе этот вопрос, - произнес Обнорский.
– И, скажу тебе честно, изрядно запутался в ответах... Видно, не могу без этого.

– Вот и я, Андрей, не могу без этого... А конкретным толчком знаешь, что послужило?

– Нет, конечно...

– Дело давнее уже. Мы тогда только-только организовали наш союз ветеранов. И вот ко мне в мой обшарпанный кабинетик приходят двое... Шеи - во! Штаны - "адидас", цепуры золотые и стрижки соответствующие. И заводят такой разговор: а чего вы за союз такой и как бабки шинкуете? Я им спокойно объяснил, что бабок мы не шинкуем. Что мы союз ветеранов... Можно сказать, клуб, где ребята могут иногда собраться, поговорить... Да хоть и выпить, в конце концов. Душу облегчить. Память-то афганская во многих так сидит страшно - хоть "караул" кричи! Но перед этими быками я не рассыпаюсь... Что им объяснишь? Быки и есть быки. А они видят, что я их не боюсь, и ни хрена понять не могут. Че, говорят, за дела? Помещение в центре города занимаете, а бабок никаких не отстегиваете... Кому это я должен бабки отстегивать, говорю?
– Ты чего? Отцу бабки...
– Э-э, говорю, не могу я ему бабки отстегивать. У меня другая крыша. Тут, значит, быки оживились: а кто у тебя крыша? А у меня, Андрей, в кабинете икона висит. Большая икона, с Георгием Победоносцем. Один хороший человек подарил. Я на эту икону показываю: вот моя крыша. Быки оторопели. Не поняли они ничего... А я чувствую, что начинаю закипать, что злость во мне разгорается нехорошая и я могу их просто-напросто искалечить... Что-то они почувствовали... на свое счастье. Ладно, говорят, разберемся. И ушли. Я их еще до выхода проводил, раскланялся и сказал: мол, коли что не так, то вы уж простите ВЕЛИКОДУШНО. От таких слов они чуть с лестницы не скатились... А я у себя в кабинете сел. Сижу и думаю: да что же это такое Что же это за мразь? Противно мне - край! Бандиты спортсмены... УРОДЫ! А ты говоришь: зачем мне это нужно?