– Год назад у него жена и дети погибли в автокатастрофе. Он сам едва уцелел.

Долго лежал в больнице...- Кир схватил с мойки чистый стакан, плеснул себе водки из початой бутылки, стоявшей здесь же, на кухонном столе. Сказал, словно оправдываясь, но не передо мной - перед кем-то другим: - Я ему несколько раз помощь предлагал. Хотел его на работу к себе в службу взять. Он поначалу отказывался, а в последний раз - недели две назад - вообще меня не узнал.

– Как это - не узнал?

– Бормотал что-то в трубку, я с трудом слова разобрать смог. У него там музыка на всю катушку и голос... Голос у него какой-то пьяный был. Или отсутствующий.

Кир налил себе еще, выпил залпом. Натянуто улыбнулся:

– Пойдем к нашим.

– Пойдем.

Но веселиться так, как вначале, мы уже не могли. То и дело я перехватывал тяжелый, замутневший взгляд, который бросал на меня через стол Кир.

Я понимал его. Наверное, лучше, чем все за столом.

Стыдно так жить. Мы преуспели. Увлеклись новой жизнью, которая, помимо многого прочего, позволяла нам забыть о том, что было там, в Афгане. Мы женились, народили детей и укрылись в новых приятно-волнующих заботах. И все было хорошо.

А Костя Пирогов остался один. Ни семьи, ни друзей. Страшно это. Страшно.

***

Уже ночью холодный страх вытолкнул меня из сна, выбросил из теплых и нежных объятий жены. Погнал на кухню. Дрожащей рукой я нашарил выключатель. Яркий свет ударил в глаза, немного успокоил. На подоконнике нашел сигареты. Закурил, так же нервно, как это делал Кир. Когда мы с ним разговаривали.

Только прикурив - сразу за первой - вторую сигарету, я немного успокоился.

Не боятся надо и сгорать от стыда. Надо действовать. Что-то делать.

Например, поехать к Косте. Попытаться с ним поговорить.

Я почему-то верил, что меня - своего капитана - Костя послушается. Позволит себе помочь.

"Утром,- сказал я себе.- Нет - днем.

Я поеду к нему домой, поговорю, растормошу. Сделаю хоть что-нибудь..."

* 3 *

Выбраться к Косте Пирогову я смог только под вечер. Он жил на улице Есенина.

Уже не помню толком, что меня задержало в Агентстве. Какая-то мелочная, недостойная мужчины суета. Я куда-то звонил, кого-то уговаривал. Горячился, отчего в моей речи все явственнее ощущался тот дурацкий, из анекдотов, акцент.

В машине - общественной тачке нашего Агентства - я немного успокоился.

Мне всегда нравилось просто ехать. Желательно - подальше и подольше, туда, где горы и солнце.

Над Питером моросил мелкий холодный не то дождь, не то снег. Прохожие спешили куда-то, оскальзываясь на остатках еще не растаявшего снега. То ли весна, то ли зима, то ли осень. Только в Питере так бывает - все в одном. Особенно в конце марта.

То ли дело в Грузии...

Помечтать о родине предков я толком не успел: прямо передо мной нарисовался дом-"кораблик", где в трехкомнатной квартире жил Костя Пирогов с супругой и детьми.

"Черт!- одернул я себя.- Сейчас он живет один!"

Я остановил машину перед нужным подъездом и заглушил мотор. Посмотрел на ярко освещенные окна. Я помнил дом и подъезд. Но не этаж и номер квартиры...

Последний раз я был у Кости Пирогова, когда его младшему сыну исполнился год.

Это было... Вах! Аж три года назад. Сколько воды утекло.

Вышел из машины, вбежал в подъезд.

На первом этаже чуть помедлил и - позвонил в одну из дверей.

– Кто там?- ответил через пару минут сомневающийся женский голос.

– Извините за беспокойство. Не подскажете, как Константина Пирогова найти? Он вроде бы в этом подъезде живет.

Дверь чуть приоткрылась - ровно на цепочку. Выцветшие серые глаза немолодой уже женщины с подозрением оглядели мою три дня небритую физиономию и отличную кожаную куртку (скажу без лишней скромности, куртка действительно была классная. Я ее купил в короткий промежуток времени между увольнением из "Трансбизнес Лимитед", разводом с третьей женой и поступлением в Агентство).

– Мы с ним вместе служили. В Афганистане,- осторожно добавил я, пристально наблюдая за реакцией женщины.

Название далекой южной страны все воспринимали по-разному.

– Однополчанин, что ли?

– Вроде этого.

Дверь вдруг захлопнулась прямо перед моим выдающимся носом.

И сразу открылась. Уже широко и радушно.

– Заходи, сынок. Заходи.

– А вы не боитесь чужого пускать?- Я еще медлил на пороге.- Да еще и "черного"?

– "Черные" и белые разные бывают, сынок. Разные. Ты проходи.