Я замер.

Понял, что не давало мне уйти.

Полине был нужен мужчина. Может, даже первый встречный. Чтобы в страсти перегорели остатки тяжелого горя и осталась от него только легкая и уже неизбывная печаль.

Я осторожно повернул Полину к себе, коснулся ладонями ее лица, нежно сжал.

Наклонился и, чуть помедлив, поцеловал.

В первый миг она не ответила, словно замерла. А потом ее губы словно порхнули навстречу, навстречу моим губам. Руки легли мне на плечи. От нее пахло как-то по-девчоночьи. Как от моей дочери-студентки.

Такой беззащитный и хрупкий запах.

– ...Ты не жалеешь?- спросила она, когда мы лежали рядом. Как-то незаметно для самих себя мы перешли с официальной дистанции "вы" на интимное "ты".

– Нет. А...

– Не будем об этом.- Полина подалась ко мне. Поцеловала, прильнула всем своим нежным молодым телом. На мгновение отстранилась, только чтобы сказать: - Не будем об этом. Пожалуйста.

***

Вдруг зажегся свет. Полина, придерживая халат, стояла на пороге кухни и сонно щурилась. Подошла ко мне, встала за спиной, обняла. Все еще нежно, но без страсти.

– Я разговаривала во сне?

– Да.

– И звала Игоря?- Она прижалась ко мне крепче.- Я знаю: он бы не стал возражать. Он всегда хотел, чтобы я жила.

– А сейчас ты живешь?

– Ты помог мне в этом.- Она взяла у меня из пальцев сигарету, затянулась и потушила ее в пепельнице.- Пойдем.

Я поднялся.

Она вдруг отстранилась:

– Знаешь, ведь я видела его. Неделю, наверное, назад.

– Кого?- Мне почему-то показалось, что сейчас Полина расскажет о том, как к ней являлся покойный муж.

– Ну того, топтуна. Не Понкратова, а... Как его?

– Сметанина?- спросил я, не веря своим ушам.

– Именно - Сметанина.

Я отстранился, усадил Полину на тот самый табурет, где только что сидел сам, придвинул себе второй. Сел напротив.

– Подожди,- заговорил я, старательно подбирая слова.- Ты ничего не путаешь?

– Нет. Мы столкнулись с ним здесь недалеко. На Театральной площади. Он куда-то бежал, едва не сбил меня с ног.

– Ты уверена?

– Да, а почему ты спрашиваешь?

– Потому, что Юра Сметанин сгорел в собственной квартире пятого февраля.

Почти месяц назад.

– Не может быть! Это был он. Я точно знаю!

* 6 *

– Спокойно, Князь. Как призывал один знаменитый персонаж? Спокойствие, только спокойствие.- Зудинцев терпеливо наблюдал за моими метаниями по кабинету.

Утро, стену на другой стороне двора, напротив окон нашего кабинета, щедро освещало нежаркое мартовское солнце.- Повтори еще раз, что тебе вдова Ратнера сказала.

– Что примерно неделю назад она видела Сметанина, да? Живого и здорового, понимаешь?

– Допустим. Ты звонил в квартиру Кости Пирогова?

– Конечно. Раз сто! Никто не берет трубку.

– А этой, как ее... Тете...

– Антонине Константиновне?

– Ты ей звонил?

– Нет.

– Ты даже лучше не звони - съезди.

Порасспроси ее, как дела. И заодно задай вопросы о Сметанине. Разумеется, придумай, на кой он тебе сдался. Хотя, по твоим рассказам, ходок ты редкостный: незнакомые тети тебе двери открывают, а молодые вдовы в постель ложатся.

– Да ну тебя!..- в сердцах выкрикнул я.

Михалыч не обратил внимания. Он вернулся к своим делам, которые я прервал необычно ранним появлением в отделе и громкой тирадой на жуткой смеси грузинского и русского, в основном матерного.

Зудинцев меня терпеливо выслушал.

И, как обычно, дал дельные советы.

Одним словом - опер, пусть и бывший.

Я натянул куртку, уже в дверях притормозил:

– Спасибо, Жора.

В ответ он только махнул рукой: спеши, мол, труба зовет.

***

Антонину Константиновну я застал дома. Похоже, она не расстроилась моему вторжению, а, наоборот, обрадовалась.

Я, жутко стесняясь, протянул ей коробку печенья, которую прикупил, пробегая мимо "Метрополя".

– Тут вот... Что-то вроде гостинца.

– Ты проходи, Зураб. Сейчас мы чайку выпьем. Или, может, водочки?Видимо, меня удостоили самого высокого доверия.- У меня тут как раз бутылочка на травах настоялась. Все хвори наши болотные отгоняет.

– Нет, спасибо. До шести вечера не могу - служба.