Шрифт:
Какое-то время я сидел ошеломленный.
Я не знал, как относиться к словам Полины... Потом сигарета обожгла мне пальцы, я чертыхнулся и спросил:
– Кто еще знал о том, что Олег хранит дома документы Троцкого?
– Понятия не имею,- ответила она.
– Подумайте, Полина, подумайте... Это очень важно.
– Я... я не знаю,- сказала она. В голосе прозвучал испуг.
– Когда вас допрашивали в связи со смертью Олега, вы сказали чекистам или убойщикам об этих документах?
– Н-нет...
– Почему?
– Господи, я совершенно о них не думала...
– А еще кому-нибудь вы о них говорили?
– Не помню...
– Постарайтесь. Может быть - маме?
– Да, маме я сказала. Но что из этого следует?
– Вы сказали маме о документах Троцкого до убийства Олега или после?
– До. В тот самый день, когда я встретила его возле метро. Не хотите же вы, Андрей, сказать, что моя мама...
– Нет, Полина, я не хочу сказать, что ваша мама... Но не могла ли она рассказать кому-либо о документах?- спросил я.
– Кому? Кому, Андрей? Мама - пенсионерка, обычный технолог со "Светланы",- почти выкрикнула Полина.
– Хорошо,- сказал я,- хорошо. Давайте успокоимся... Когда придет мама?? Где она сейчас?
– Да вот же она.- Полина указала в окно.- Вернулась из поликлиники, беседует с Янкой.
Я посмотрел в окно. На детской площадке стояла пожилая женщина в коричневом плаще, с хозяйственной сумкой в руках. Вокруг нее прыгала на одной ноге Янка.
***
По лестнице мы спустились почти бегом...
– Бабушка!- закричала Яна.- Смотри - мама идет!
Бабушка удивленно посмотрела на Полину и еще более удивленно - на меня.
Мы подошли.
– Мама,- сказала Полина,- это Андрей Серегин, журналист.
– Очень приятно...
– А это моя мама, Тамара Леонидовна.
Я тоже сказал, что мне очень приятно. Тамара Леонидовна смотрела настороженно...
– Мама,- сказала Полина,- мама... Мама, помнишь, я говорила тебе про Олега? Ну зимой я встретила его у метро... Помнишь?
– Конечно, помню. Склероза у меня еще нет.
Полина перевела дух и спросила:
– А помнишь, я сказала тебе о письмах Троцкого, которые нашел Олег?
– И это помню... А в чем, собственно, дело?
– Тамара Леонидовна,- вмешался я,- постарайтесь вспомнить: вы рассказывали кому-нибудь об этом?
– А в чем, собственно, дело? Полина, я не понимаю...
– Мама! Мама, это очень важно...
– Ну рассказывала... А что? недоуменно произнесла Тамара Леонидовна.
Я уже начал терять терпение от тупости этой мамаши: неужели вы, мадам, не понимаете, что дали наводку убийце?.. Я взял себя в руки и спокойно спросил:
– Кому вы это рассказали, Тамара Леонидовна?
– Да никому. Только одному Федьке-паразиту.
Меня как будто оглушили. До меня доносились слова пенсионерки-технолога, но я их не воспринимал: "А кому я еще расскажу? Федьке... Он пришел раз пьяненький, расхвастался, что вот, мол, скоро продаст дачу, так разбогатеет. А я ему и попеняла: дурак ты, Федор. Пьяница и бездельник. Что в тебе Полинка нашла? А он: да уж не такой я дурак, как ее Олег... А я ему: Олег-то еще может прославиться - он письма Троцкого нашел..."
– Как среагировал Федор?- быстро спросил я.- Заинтересовался?
– Заинтересовался... Но не так чтобы очень. Я же говорю: он пьяненький был.
Дурак дураком.
– Мама!- сказала Полина.- Почему ты ничего не рассказала об этом мне?
– А о чем говорить-то, доча?- искренне удивилась пенсионерка.
Действительно, подумал я, о чем тут говорить? Дело-то плевое: две... как бы сказать помягче?.. две курицы дали Федору наводку на квартиру, где лежит настоящий клад. А он историк. Хоть и не доучившийся, но историк - он сразу просек, сколько могут стоить рукописи Троцкого.
Я повернулся к Полине:
– Полина, а среди знакомых Федора нет человека с сильным заиканием?
Я спросил просто так. Я не рассчитывал на положительный ответ: навряд ли Полина знает всех знакомых своего бывшего гражданского мужа... Да и разошлись они давно - за это время у Островского могла появиться масса новых дружков-собутыльников. Не исключено, впрочем, что Федька подключил кого-то из старых корешей по отсидке... Полина посмотрела на меня изумленно, а Тамара Леонидовна сказала: