Мне было нелегко слышать, как Эмель защищала женщину, которую я уже начал презирать.

— Может, — сказал я, не желая больше думать о ней.

Через некоторое время Эмель уснула. Мои веки тоже отяжелели, дневной зной начал погружать меня в сон, несмотря на необходимость строить планы и решать, что делать дальше.

Но сон так и не пришёл ко мне. Я сел. Песок сделался гладким, как и сказала Эмель. Влажное тепло начало подниматься от него, напоминая волшебный ветер. Солнце ярко палило на фоне голубого неба. Ветерок, который я едва чувствовал, пошевелил листья, и я услышал их шепот. Я смутно помнил о том, что когда-то я восхищался оазисами. И что в прошлой жизни я научился любить пустыню.

Неужели эти чувства были частью тех воспоминаний, которые могла мне вернуть Эдала? Вероятно, я мог сам обрести эти воспоминания, сорвав их с уст Эмель, и снова научился бы любить пустыню.

***

— Если мы не отправимся в путь прямо сейчас, мы прибудем уже затемно, — сказала Эдала голосом, похожим на верёвку, которая натянулась и разбудила меня.

Я медленно встал и размял напряжённые плечи, а затем резко вскочил, заметив, что солнце уже начало садиться. Нам давно пора было отправляться в путь.

Эмель сидела с Амиром, уставившись на кусочки сушёного мяса.

— Если я непонятно объяснила, то повторяю: нам всем надо отправляться немедленно, — сказала Эдала.

Мы быстро собрали вещи и верблюдов, чтобы Эдала не начала снова нас подгонять.

Мы доехали до скопления дюн, которые скрывали пещеру, где могли находиться даркафы. Эдала всё время повторяла нам о том, что они не были склонны к насилию. Но я всё равно боялся того, что нас там ждало. Я был рад, что с нами была Эдала. Было бы глупо искать Касыма и Захару без неё, так как они могли с лёгкостью нас одолеть. Но даже если их там не было, и в пещере находились только даркафы, они в любом случае сильно превосходили нас числом, а она могла ошибаться насчёт их миролюбивости.

— Что ты знаешь о богине, которую они ищут? — спросил я.

— Богиня! — печально рассмеялась Эдала. — Мне понадобилось некоторое время, чтобы всё сложить. К счастью, даркафы уже в течение нескольких сотен лет ищут её по всей пустыне. Прости, я понимаю, что искажение во времени может обескураживать.

Она посмотрела на меня и слегка пожала плечами, а затем перевела взгляд на дюны, к которым мы приближались.

— За эти годы я узнала, что даркафы не просто поклонники странного культа. Мне не понадобилось долго их уговаривать, чтобы они раскрыли мне свою миссию.

Она провела пальцем по губе.

— Когда Захара сделала тебя джинном, она истощила свои силы. И ей потребовалось всё то, что у неё осталось, чтобы повторить то же самое с Касымом.

— Но зачем обращать Касыма? — спросил я.

— Я всё ещё не знаю ответа на этот вопрос.

Она пожевала губу, потерявшись в своих мыслях.

Какое-то время она ничего не говорила, тишина растянулась, а мы все ждали её ответа.

— Пожалуйста, продолжай, — взмолился я.

— На чём я остановилась? — спросила Эдала. А затем: — Ах, да. Она потеряла твой сосуд во время нападения на дворец. Как жаль, что я не видела, как сильно она разозлилась, потеряв тебя.

Она усмехнулась сама себе.

— Она не хотела потерять ещё и Касыма. Ей нужно было, чтобы кто-то охранял его сосуд, пока она восстанавливалась. Она продемонстрировала свои магические способности номадам, которые очень хотели обрести для себя какую-то цель, и убедила их в том, что она богиня. Они пообещали охранять Касыма, пока она не наберётся сил и не вернётся за ним. Знали ли они, что он был джинном, или решили, что сосуд представлял какую-то ценность? Я не знаю, но знаю, что они фанатично посвятили себя этой миссии. Через несколько поколений это превратилось в настоящую секту, где они идеализировали богиню Захару.

Она закатила глаза, а затем посмотрела на меня.

— Они знали, что, когда король пересечёт пустыню, Захара вернётся. Она постановила, что после освобождения Саалим должен вернуться назад королём. Она правильно рассудила, что Саалим будет отсутствовать в Алмулихи довольно долгое время, прежде чем сможет освободиться. Ведь он исчез из разрушенного города и оказался там, где жили его новые хозяева. Даркафы прилежно охраняли сосуд — они всегда приставляли к нему в качестве хозяина изувеченного ребенка, чтобы тот не мог…

— Подожди.

Я замер, и мою спину обдало холодом.

— Его хозяин — ребёнок?

— Ты в курсе, кто сейчас является хранителем сосуда?

Я рассказал ей про девочку Билару.

— У неё нет глаз, поэтому она не может видеть, и нет языка, поэтому она не может разговаривать.

Эдала кивнула.

— Думаю, именно она является хранителем. И, конечно, теперь, когда ты вернулся в Алмулихи, Захаре пришлось забрать Касыма. Уверена, что она теперь его хозяин.

— Так вот почему они оставляют после себя чёрные руки. Так они сообщают остальным, что они уже искали богиню в этом поселении. Я никогда не видел ничего подобного… — сказал Нассар себе под нос.