— Да, это правильно. Детям врать нельзя.

— Ну, и потом, он просвечивал иногда, и сквозь него мячик пролетал…

— А ты был пацаненком не промах! — рассмеялся Шизик. — Знаешь, я мог бы быть твоим отцом.

Я посмотрел на него с сомнением.

— Нет, правда. Когда я только школу закончил, лет 25 мне было, как раз началась эта программа: помоги женщине обрести счастье, не обременяя себя обязательствами. Оставь след в будущем! Эти пункты приема биологических жидкостей тогда на всех углах пооткрывали, ну, я и старался. Мне казалось, что это правильно. И теперь я смотрю на тебя, на других молодых людей, и понимаю, хорошо, что у меня где-то есть дети. Это, наверное, было единственным ценным делом за всю мою жизнь.

Я так удивился, что пошел еще за одной порцией питья, чтобы дать себе время опомниться.

На самом деле, этот человек только что почти в открытую обозначил мне границы своего возраста! Ничего более неприличного он просто придумать не мог. Я пока еще ни разу в жизни не обсуждал с кем-либо настолько интимную тему, даже со своими бывшими партнершами. Все-таки он странный! Еще, чего доброго, мне свое имя скажет.

Дружба первого уровня точно не допускала обсуждение возраста. Мне стало немного неприятно, что меня поставили в такие условия без предупреждения и подтверждения согласия, но мозг сам начал дорисовывать картину. Значит, седина у него — настоящая. Значит, на самом деле ему уже… около шестидесяти. Ну, не криминал. Полжизни еще впереди!

Я поставил перед ним его чашку и проговорил я как можно добродушнее:

— Возраст — это всего лишь цифра, у вас еще все впереди.

Наверное, в моем голосе все-таки прозвучала нервозность.

— Да ладно, не тушуйся. Да, не молод уже, — подтвердил он спокойно. — Но тут есть еще кое-что. «Впереди» — это не для меня. — Он прервал мои возможные возражения жестом. — Нет, точно-точно. Это не мой глюк, а точные данные. У меня там стоит один имплант, — он неопределенно обвел рукой какие-то свои внутренности — хорошая штука, он постоянно бьет микротоком одну из моих чертовых желез, которая уже давно сама не хочет работать.

— Да, я слышал, конечно, медицинский имплант. Они сейчас почти у всех.

— Это точно, только мой ставили тридцать лет назад, и тогда у них еще был точно определен срок работы. Ну, и моего, значит, существования. Кончается гарантия, кончаюсь я — такой был уговор.

— А почему нельзя заменить на новый? — удивился я.

— Э, нет! Так не спортивно. Мне сразу сообщали, штука несменная. Первая модель. Ее таким макаром вживили, что уже не достать.

— Как же вы согласились?

— Да ладно, это ж было удобно. Лекарств почти не надо, просто какая-то хрень незаметно делает что-то за тебя, и все. А тридцать лет мне тогда казались нереально огромным сроком. Не знал, что они так быстро пройдут.

Шизик засмотрелся в далекое от нас окно. А я, пораженный, сидел и думал, что электронные друзья имеют одно огромное преимущество перед живыми: они гарантированно не шокируют тебя негативной информацией.

Я ощущал мерзкое человеческое любопытство, хотелось узнать подробности, но и не хотелось, с другой стороны. Шайтан меня побери! Я ведь не психолог. Что в таких случаях надо говорить? Следует расспросить подробнее или не надо?

— И как… теперь? — сформулировал я, наконец, корявый вопрос.

— Да очень просто, — вздохнул Шизик. — В какой-то неизвестный момент эта штука остановит свою работу, и тогда я умру за несколько дней. Или сразу, в ту же секунду, — черт знает. Хотелось бы сразу. Иногда мне кажется, что я и так слишком долго живу. И, знаешь, я ни о чем не жалею. Мы же современные люди, да? Я точно знаю, сколько у меня есть времени, и понимаю, что хочу за это время сделать.

Я не знал, что ответить.

— Да ладно, дружище, не переживай. Ты же у нас начитанный. Слышал, что во многих религиях раньше смерть считали не концом программы, а всего лишь… перезагрузкой?

— Да, — подтвердил я со знанием дела. — Не только в древних. В моей церкви, например, можно выбрать себе способ посмертного существования и отработки жизненной кармы: концепция ад-рай, реинкарнация, берега реки Стикс, — все, что хочешь, на выбор.

— Как удобно! — восхитился Шизик.

— Да, прогресс не стоит на месте. Наша жизнь становится все удобнее.

— И счастливее, — продолжил он, улыбаясь.

— А-а-а, — протянул я. — Сарказм?

— Да, дружище, он самый. А ты не смейся. От человека, который скоро вас покинет, все должно выглядеть чуть более… значительным. Даже сарказм.

— В первую очередь сарказм! — подтвердил я. — Только в нашей церкви надо успеть оповестить о своем посмертном выборе заблаговременно. Ну, то есть, до смерти.

— Это разумно, — покивал Шизик.

— Думаю, это нелегкий выбор, — протянул я, и мы вместе пошли за новой порцией горячего напитка и взяли на всякий случай по два стакана. Потом мы не смогли найти наш столик, наверное, его заняли, но сумели захватить другой и продолжили разговор.

— Нелегко выбирать, когда смерть далеко, — сказал мой новый друг многозначительно. — А когда она близко, все сразу становится понятным. Чертова расстановка приоритетов! Кристально четко понимаешь, чего тебе хочется на самом деле. Жаль, что так поздно.