Он пожал плечами.

— Что это? — спросил он, указывая на свое горло.

Мои пальцы подражали этому движению, и я погладила шарф Иланы. Напоминание о ней заставило узел горя и гнева затянуться в моем животе.

— Он принадлежал моему другу.

Иногда я обижалась на то, что Райн так часто слышал то, что я не говорила. Однако сейчас, возможно, я испытывала некоторое облегчение от этого.

— Человеческий друг, — сказал он.

— Да.

— Тот, который был в ту ночь?

Мы оба знали, о какой ночи он говорит.

Они мертвы, маленький человечек.

Я бросила на него вопросительный взгляд, откуда он знает? И он ответил слабой, беззлобной улыбкой.

— Он пахнет как Лунный дворец.

Черт. Черт, я ненавидела это.

Улыбка Райна померкла.

— К чему это выражение лица, принцесса?

— Я просто… оно не должно пахнуть тем местом. Оно было… ее. Оно не принадлежит им. — Я коснулась конца шарфа, наматывая его на пальцы. Если бы я сжала его достаточно крепко, я могла бы почувствовать ее руки, когда она пыталась отдать его мне. Матерь, я жалела, что не забрала его у нее тогда.

А теперь это казалось еще одной унизительной несправедливостью. Что место, где она умерла, стерло последние остатки ее жизни.

Это казалось нелепым. Несомненно, это тоже звучало нелепо. И все же его лицо слегка изменилось, так, чтобы сказать, что он понимает. Он наклонился чуть ближе.

— Это еще не все, — сказал он. — Он также пахнет как…

Его ресницы опустились, и он снова придвинулся немного ближе, теперь между нами было всего несколько дюймов.

— Как духи с ароматом роз, — пробормотал он. — И хлебом. И… сигаретным дымом.

Я невольно подавила странный звук. Так часто я завидовала вампирам, завидовала их силе, их скорости, их власти. Но никогда так, как в этот момент. Я бы все отдала, чтобы снова почувствовать запах Иланы. Почувствовать запах ее и этого отвратительного грязного дома.

— Правда? — сказала я, мой голос был грубее, чем я хотела. — Ты чувствуешь весь этот запах?

— Это немного сложно, из-за запаха… — Он прочистил горло. — твоего запаха. Но да, я чувствую. Если постараюсь. — Его глаза поднялись к моим. — Она все еще здесь, Орайя. Дворец забрал не все.

Мои пальцы сжались вокруг ткани.

— Как ее звали? — спросил он. — Твою подругу?

— Илана.

Я не произносила ее имя вслух с тех пор, как она умерла. Форма слогов на моем языке была похожа на бунт.

— Мне жаль, — тихо сказал он. — Я сожалею о том, что с ней случилось. И мне жаль, что… это тяжелое место для скорби.

Тяжелое место для скорби. Какое преуменьшение. В таком месте не было места для скорби. Нет места для мягкости или уязвимости. И уж точно не было места для гнева, грязного и недостойного, который смерть Иланы разожгла во мне.

— Она была человеком, — процедила я сквозь зубы. — Не добычей. Не игрой. Она была…

Черт, чем она была? Она была шелком и сигарным дымом, коротким нравом и миллионом противоречий, полной жизнью тысячи других мыслей, мечтаний и желаний на будущее и кем-то, кого я глубоко любила.

Я опустила взгляд на глиняную крышу, крепко сжимая кружку так, что побелели костяшки пальцев. Я подождала, пока пройдет резь в глазах.

— Могу я задать тебе вопрос, Орайя? — сказал Райн. — Ты не обязана отвечать, если не хочешь.

Я кивнула.

— Когда мы были связаны во время испытания, я чувствовал… Я чувствовал много вещей. Твой гнев. Страх. Горе.

Моя челюсть сжалась. Инстинкт подсказывал мне, что я наброшусь на него только за то, что он признал, что видит во мне эти вещи, я так яростно их оберегала. Но в его голосе не было обвинения в слабости. И я тоже чувствовала все это в нем. В его сердце они были так же сильны, как и в моем, хотя и по-разному.

— Если ты выиграешь Кеджари, — продолжал он, — попросишь ли ты Ниаксию изменить тебя?

Я прекрасно поняла, о чем он спрашивает, и подумала о том, чтобы не отвечать. Он ришан, — прошептал Винсент мне на ухо. Я не могла рассказать ему о том, как свяжу себя с Винсентом, как стану его Кориатой. Эти подробности были слишком личными.

Но Райн, будь он проклят, увидел суть моего ответа по моему лицу, даже когда я не произнесла ни слова.

— Да, — сказал он. — Так ты и поступишь.

В его голосе звучало странное разочарование, которое мне не понравилось.