Пригород выглядел ровно так же, как возчий его помнил: низкие дома в один этаж, деревянные крыши, неожиданно чистая улица, типичные для Сумерек дороги, приподнятые над землей сваями. Слева от входа в пригород — беседка отдохновения, невысокое кованое строение, единственное дозволенное пактом о сокрытии место для публичных молебнов. Причем любого верования, без исключений. Разве что Ворона здесь запрещено восславлять, но его и нигде нельзя. Притом прозвище ученика–предателя Старого Бродяги прочно вплелось в простую речь, только использовали его как проклятие. Вот и сейчас, Атур бормотал под нос что–то гневливое об этом месте у Ворона на хвосте. Конечно Раан видел пригорода и похуже, но предстоящее дело раздражало. В обязанности караванщиков входило и доставлять некоторые письма, обычно — весточки из соседних пригородов, небольшие посылки и прочие мелочи, несущественные для почты вестников. Эту обязанность благополучно перевесили на бродячих торговцев.

Раан в другом случае отправил бы в пригород кого–нибудь из своих подчиненных, младших возчих, но увы, письмо с печатью Наместника, приходилось нести самому. Неясно вообще, отчего такой ценный документ доверили главе захудалого обоза, но Атур не спрашивал лишнего. Опыта хватало понимать, когда стоит спорить с мастером торговой гильдии, что и дал ему поручение, а когда — нет.

И все же раздражало Атура не это. Возчий, здоровый добродушный дядька, на дух не выносил только два типа людей. Докторусов, и кровников–дворян. Письмо адресовалось доктору по крови, то бишь полный комплект. Именно потому, походка Раана была рваной, тяжелой, взгляд хмур, и увалень даже запыхался на подходе к дому адресата, так спешил поскорее разделаться с неприятным ему поручением.

Дом доктора был виден издалека, надменно возвышаясь над остальными строениями пригорода. Крыша выложенная черепицей, беленые стены, статуи у входа, сторожевой варан — все свидетельствовало о былом достатке хозяина.

Теперь же крыша поблекла, изумрудно–зеленые чешуйки черепицы потеряли первоначальный блеск, а побелка осталась лишь на третьем этаже, где от постоянных сумеречных дождей её закрывала крыша. Дом среди окружающей его серости выглядел немного нелепо.

Человеческие поселения всегда казались нарядней городов других рас за счет врожденного людского стремления украшать свою обитель. Вот только здешняя погода красоте не способствовала, так что и особняк смотрелся после многих лет сумеречных дождей даже хуже окружающих его крепких, приземистых домиков, не таких вычурных, но более ухоженных.

— Еще одно письмо? Одни беды от них! — возчего встретила местная домоправительница, невысокая угловатая женщина, с проседью в светлых волосах и очень живым приятным лицом. Атур удивился: её слова звучали, словно для этого дома письмо с печатью главного человека Города после Мэры это так, дело привычное.

— Как предыдущее принесли три недели назад, так хозяин и слег сразу. Недавно вот только начал снова из покоев выходить. Как бы снова беда не случилась от таких известий!

— Кровники, — презрительно пожал плечами Раан. — Тонкая, Ворон их побери, душевная организация, — возчий следовал за домоправительницей по богато обставленным комнатам докторского дома. Атур ввиду профессии прекрасно разбирался в дорогих вещах, но все же в интерьере было нечто, что зацепило взгляд наблюдательного возчего. Пока прислуга докладывала о его приходе, он расселся с удобством в мягком кресле, и после некоторых раздумий, понял что именно.

Убранство дома было собрано словно из фрагментов. Часть мебели — дорогая, хорошей людской работы, явно родом из столицы: только там делают настолько изящные вещи — гнутые ножки, стеклянные вставки характерны для тамошних мастеров. Остальное — явно местное, попроще. Часть и вовсе вразнобой. Никакого порядка и подчеркнутого лоска, что обычно встречается в дворянских домах. Все это создавало впечатление временного обиталища. Будто жители дома особо и не стараются, обставляя его. Ждут.

Раан сидел долго. Кабинет хозяина, в который его, наконец, пустили, еще больше усиливал первое впечатление. Гады, заспиртованные в банках, самые разные травы, стеклянная лабораторная утварь и прочее — это для докторского дома вполне обыкновенно, как и множество книг. А вот остальное убранство — будто соткано из частей столичной жизни.

Сам хозяин выглядел под стать дому. Если Атур старел, в общем–то не меняясь особо, как был в молодости мохнатым здоровяком с явной примесью северной крови, так и остался, разве что раздобрел малость, да поседел, то докторус, по летам его сверстник, выглядел так, словно лучшие его времена остались уж очень позади. Весь какой–то светлый, невзрачный, глаза цвета сумеречного неба, глубокие морщины у тонкого рта, худоба, граничащая с истощением. Бледная немочь, даром что высок и дворянин. Еще и не поздоровался, рявкнул только «письмо» и получив от возчего конверт, скрылся в своей берлоге и запер дверь. Вот такие они, кровники. Возчий, ничуть не удивленный холодному приему, спустился вниз. Общество домоправительницы пришлось ему по вкусу, да и требовалось подождать ответ. Так что теперь пусть их благородие само по лестнице спускается, если он, Атур, понадобится.

— Вы, достопочтимый сирра Раан, на нашего хозяина не сердитесь, — Домоправительница представилась по домашнему просто, Карой, и вела себя безо всякого высокомерия, так типичного для прислуги в богатых домах. — Доктор Зорон исключительный человек, умный и талантливый. Я прачкой работала двадцать лет, руки волдырями покрылись от местной воды, кровили так, что жить не могла. А он мне помог. Вылечил и в дом пустил. Хоть конечно и гнал сначала, как простолюдинку. Но потом же помог!

— Да, история, — хмыкнул Атур, запивая утренние впечатления чаем и заедая принесенным угощением. — Зорон. Никак не вспомню откуда знаю фамилию, — здоровяк нахмурился. — Постойте–ка, Кара, не тот ли это Консул от людей, которого из столицы поперли… лет тридцать тому назад?

— Верно, — улыбнулась Кара.

Это многое объясняло. Консулат — высший совет, в который входили главы рас — этнархи, и просто консулы, говорящие от имени гильдий. Над Консулатом стояли лишь двое Наместников и Мэр. К нынешней правительнице Атур относился, как человек более всего ценящий силу и порядок, с уважением. И как многие, надеялся, что Селестина Трой выздоровеет от ослабившей её болезни, в Городе вновь наступит тишь. Правда, методы Владеющей сложно было назвать гуманными: непокорных и оппозицию она начисто искореняла бесконечной чередой казней или тихих расправ, но такие люди, как возчий, считали это свидетельством твердой руки и холодного разума. Да и странно ждать от человека, практически истребившего в свое время целую расу, особенной милости.