Обоим детям Тардифа было немного за двадцать. И почти все сотрудники гостиницы, с которыми сталкивалась Изабель Лакост, тоже были этого возраста. Горничные, официанты, портье…

Предположим…

Однако ни одного Тардифа в списке не значилось.

И только когда Изабель почти дошла до конюшен, где она рассчитывала найти Ханию Дауд, ее вдруг посетила интересная мысль. Лакост развернулась, по своим следам в снегу проделала обратный путь до гостиницы и вскоре снова постучала в дверь Доминик.

– Вы нанимали людей со стороны на новогоднюю вечеринку?

– Да. В рождественские и новогодние праздники мы даем нашему штатному персоналу отдохнуть.

– А у вас есть список тех, кто работал под Новый год?

Пять минут спустя Изабель вошла в зал ресторана и увидела старшего инспектора, погруженного в разговор с Винсентом Жильбером.

– Вы мне поверите, Арман, если я скажу, что при виде пистолета я был потрясен настолько, что вообще не был способен на какие-то действия?

Арман отрицательно покачал головой:

– Скажи мне об этом кто-то другой, я, может, и поверил бы. Но вы – врач. Хирург. Вся ваша карьера – это умение реагировать на неожиданности. Насколько я понимаю, вы часто дежурили в приемном покое.

Жильбер кивнул.

– Ваша профессиональная подготовка сводилась к выработке навыка мгновенно принимать решения, – сказал Арман. – А тут вы никак не отреагировали. Или, – он посмотрел в глаза собеседнику, – более вероятно, реакция все же была. Ваше бездействие. Вы видели, что сейчас произойдет, но позволили ему стрелять.

– Я этого никогда не признаю, а тем паче в вашем присутствии. Но думаю, что должен предложить вам возможное объяснение, поскольку случившееся могло стоить вам жизни. Никогда ничего подобного не входило в мои намерения, и мне жаль, что так произошло. – Судя по его виду, он говорил искренне.

– А что входило в ваши намерения, Винсент?

Он ответил не сразу. А когда заговорил, не мог смотреть Арману в глаза.

– Я был трусом. Все эти долгие месяцы пандемии я оставался в своей лачуге. Люди приносили мне еду и питье. Припасы.

– Oui. И Рейн-Мари в том числе.

– Правда? Я никогда не выглядывал. Я был слишком испуган.

– А чего вы боялись? Вирус не передается через зрительный контакт.

– Вирус – нет, а стыд – да. Когда пакет с продуктами появлялся таинственным образом, я мог делать вид, что вовсе не скрываюсь в своем жилище. Но если я видел, что кто-то помогает мне, в то время как я сам должен был помогать, то…

То.

– Я врач. Я должен был лечить больных. Делать тесты. Что-то полезное. Но я спрятался.

– Вам за семьдесят, – сказал Арман. – Вы из возрастной группы, которая должна была сидеть дома. Вы не смогли бы помочь.

– Но я даже не пытался! – Винсент возвысил голос, в котором слышалась злость. – И потому, когда я увидел пистолет, направленный в сторону Эбигейл Робинсон, в сторону человека, который убеждал других, что больные и старые, даже дети должны умереть, как они умирали в пандемию, вот тогда…

Вот тогда…

– Patron?

И Гамаш, и Жильбер повернулись.

– Desole, можно вас на минутку? – позвала Лакост.

– Вы не возражаете? – спросил Арман у Винсента, и тот отрицательно покачал головой.

Доминик подошла к Лакост и Гамашу в дальнем углу зала и показала им того, кого они ищут.

Арман вернулся к Жильберу в тот момент, когда официант принес им счет.

– Плачу я, вы не забыли? – Гамаш расплатился банковской картой и сказал: – Merci, месье Тардиф.

Молодой человек окоченел, и Гамаш на мгновение подумал, что парень попытается бежать. Но тот не двинулся с места.

– Можно вас на пару слов?

Винсент Жильбер наблюдал за этой сценой с недоумением, но не без облегчения. Начиналось потрошение кого-то другого.

И фарширование. Официант, с обеих сторон конвоируемый Гамашем и Лакост, спустился в подвал обержа и сел на указанное место за длинным столом.

– Вас зовут Симон Тардиф?

– Oui.

– Ваш отец Эдуард Тардиф?

– Да.

Симон Тардиф был невысокого роста. Стройный парень с бледным одутловатым лицом. Он напоминал птенца, который балансирует на краю гнезда и которого вот-вот вытолкнут оттуда.