— У нас информация разнится, — рассказал еще капитан Лиртиаль, — что именно там случилось — нарочно или нет… Говорят, приказ был поверх голов стрелять… Но так или иначе, убитые были и у нас, и у гномов. И дело пошло совсем скверно.

К Кварталу срочно стянули внутренние войска, но быстро выяснилось, что плотную монолитную застройку с узкими улицами, узкими окнами-бойницами и обширными подвалами, пронизывающими весь Квартал, сходу взять не выйдет даже у них, а гномы тем временем демонстрировали из этих бойниц изрядные оружейные запасы…

— Одновременно полыхнуло в Заречье, ринулись еще и туда. И вот: теперь стреляют уже в самом центре…

Что при этом происходило во дворце, где искать Марондира, где искать Орофера, где искать хоть кого-то определенного — подсказать это тем более не мог никто.

— Ну что ж, — не без мрачного сарказма заметил Турин, когда отъехали от первого поста, — зато мы классно покатались…

Центр по мере приближения встречал их усиливающимися приметами очевидного непокоя: брошенные вещи, перевернутые урны, россыпи битого стекла, закрытые листами фанеры, досками, просто тряпками пустые окна; мелькающие быстрые тени, ломаные силуэты, крадущиеся фигуры — горбатые от ноши, сжавшиеся от страха; разбросанная из клумб земля, выломанные из мостовой булыжники, перевернутые и сдвинутые к стенам домов телеги, афишные тумбы, скамейки; следы копоти на этих стенах, следы выстрелов и ударов, влажные следы просохших луж — все это безобразие виднелось на пути через Лесной бульвар, а здесь, на подъезде к Посольской площади, предстало в полном виде.

Посты (уже не просто трое-четверо стрелков — целые взводы со станковыми пулеметами, прожекторами, бронированными автомобилями) тоже учащались, выглядели собранней, решительней и информацией владели лучше. Тут уже и выяснилось, что весь день вокруг взбунтовавшегося Квартала шла облава, задержали достаточно людей и немало эльфов, наловили гномов; кто-то явно нашел где затаиться, но именно сейчас в центре тихо, ходят патрули, а сами посты стоят на каждом крупном перекрестке.

— Однако, — произнес Турин и в очередной раз присвистнул, когда добрались наконец до самой Посольской площади.

О последних событиях тоже знали уже конкретнее: завязавшись в Квартале, перестрелка быстро набрала ход, распространилась по проспекту и по бульварам, а оказавшиеся на утренних улицах горожане быстро превратились в перепуганную толпу — та без оглядки бросилась прочь, вбирая в себя все новых и новых участников, понесла за собой крик, шум, беспорядок…

— В сторону дворца можете проехать в сопровождении патрульного автомобиля, придется только подождать. Или оставьте свой здесь и пересядьте. Хотя подождать все равно придется, — сразу обозначил капитан на посту на въезде на площадь.

Кордон здесь перекрывал всю ширину бульвара, и поверх него просматривались крыши бронемобилей, торчащие на них пулеметы, мелькающая армейская форма. В третьедомском Представительстве были погашены все окна, большинство плотно задернули, но в некоторых в темноте между штор виднелись выставленные на край подоконников дула винтовок.

Рассказали еще, вчерашнее столкновение в какой-то момент удалось вытеснить сюда, на Посольскую, зажать с трех сторон и пресечь. Ранеными теперь был забит весь госпиталь, под сотню задержанных скопом заперли в казармах выведенного из города Регионского полка, и с ними разбиралась полиция…

В сторону дворца они не поехали. Отказались и от предложенного сопровождения, пересекли площадь и медленно въехали на узкие улицы Верхнего города, где было темно, пусто и тихо — только колыхались вслед проезжающему «Глаурунгу» задернутые на окнах занавески.

Запертую дверь в «Хромую собаку» на этот раз открыл сам Сэньо-Сэнеллах. Не спросив, посмотрел сначала в щель, потом подвинулся и посторонился — ровно настолько, чтобы быстро пропустить Белега и Турина; все так же молча запер.

Внутри, в зале, было не в пример прошлому их визиту шумно и многолюдно — в буквальном смысле. Все столы и стулья из центра зала были сдвинуты к стенам, а на освободившемся пространстве, равно как на сцене и в заменяющем гардероб закутке возле входа, сидели на полу на большом куске ткани (в нем угадывался снятый с крючков сценический занавес), на скатертях, на покрывалах, просто на разложенных на полу вещах люди: женщины с детьми, старики, малочисленные мужчины. Давешний парень, Диад, стоял за уставленной чашками-стаканами стойкой и через окошко на кухню принимал от той же пожилой то ли эстоладки, то ли дортонионки исходящие паром чайники. Со стороны сцены, из сумрачного угла возле нее, доносился перебор на пианино — кто-то наигрывал медленную мелодию.

— Привет, зайцы, — Бриан поднялась с пола возле барной стойки: в пошитом из цветных лоскутов платье, в повязанной наперед косынке, густо накрашенная, она сидела там в окружении людей, по-аварски поджав ноги, и закручивала крышку на пузырьке бурого аптекарского стекла. Рядом на руках у матери зареванный парнишка сопел и рассматривал залепленную коленку.

— Здравствуй, Бриан! Гляжу, у вас настоящий постоялый двор!

— Посиделый, — рассмеялась Бриан. — Все утро гости прибывали, видишь. За реку же не попасть. Но ничего — чем теснее, тем теплее. Знаешь, малыш, такую присказку?

Люди на их появление по большей части никак не отреагировали: кто-то обернулся, а в основном даже не поднимали головы — занимались своими пожитками, своими ушибами-порезами, успокаивали детей, разносили воду и просто спали.

— Вы быстро обернулись, — заметила Бриан, пока они шли через зал в сторону сцены, а потом за сцену — в гримерку-гардеробную-кладовую, где хранились костюмы и декорации, и возле диванчика стоял туалетный столик с большим, фотокарточками залепленным зеркалом.

Бриан сама позвонила в дом в Кирпичном проезде, когда Белег уже спустился обратно во флигель и уже разбудил Турина, а, пока тот приводил себя в порядок, ждал возле «Глаурунга». Тогда вот из холла и донесся пронзительный трезвон, и через несколько секунд на крыльцо с коротким «Вас» выглянула нис Акдис.