— Не рановато ты его с пробега снял? — усомнился Турин. — У него с нашими на севере связи хорошие, и вообще опыт. Нюх! И потом, взять меня: меня его ребята в свое время только что не облизали со своими целями…

— Не без причин, — согласился Белег и, заметив гримасу, добавил: — Турин, ими займутся. А мы с тобой помним: у них все посыпалось. Связи с севером — пусть. Но за восемнадцать лет они не то что тебя, они едва регулярную связь с Гондолином наладили.

— А если у них там… не с Гондолином регулярная связь… А? — искоса взглянув, предположил Турин.

«Глаурунга» оставили в конце квартала, там, где заканчивались третьедомские особняки, выстроенные для служащих Представительства, военных наблюдателей и прочих коммерсантов и специалистов. После Нирнаэт население этого прямоугольника выросло втрое, и противоположная сторона бульвара была сплошь заставлена повозками и конками. Белег подтянул рукав и взглянул на хронометр.

— Алло, Белег! Я сигнализирую прямее некуда: у нас в городе только одно Представительство два-в-одном? Больше нигде под чужой вывеской профильных специалистов нет?

— Может, и не с Гондолином, — запоздало проговорил Белег, поправил манжет и ускорил шаг. — Не кричи. Пройдемся. Поговорим.

***Небольшая полянка в лесопарке в отдалении от дворца была местом уединенным: охотников тащиться, чтобы посидеть в беседке и понаблюдать за скачущими по кормушкам птицами, находилось немного — большинству горожан куда привычнее было прогуляться по бульвару и выйти от Посольской площади в Менегротский лес или же пройти еще немного и добраться до расчерченных, цветным песком посыпанных дорожек центрального — Лебяжьего — парка. А вот если охота уединиться возникала уже у дворцовых обитателей, садовые дорожки живописно кружили среди причудливых опрятных клумб, среди гротов-домиков-капризов, по диковатому парку, лужайкам, по высокому речному берегу.

Тем не менее и эту дальнюю полянку, и беседку на ней дворцовые слуги, может, и без большой радости — ходить нужно было через дикий перелесок, через кочки луговины — поддерживали в идеальном порядке, а в плетеном шкафу всегда имелось и зерно для птиц, и несколько бутылок на выбор, и короб с бисквитами и цукатами: Тингол нередко уходил сюда размышлять о делах насущных.

Белег шел к беседке прямо через лес.

Во вчерашней телеграмме, которую он спалил в консервной жестянке с окурками, стоял штамп комендатуры и значилось: «ПРИХОДИ 12ГО». Если бы сообщение гласило «ЖДУ 12ГО», он бы взял извозчика и доехал до Восточного въезда в город, а оттуда так же пешком углубился в лес к заколоченному сторожевому посту. Если бы в тексте было «УВИДИМСЯ 12ГО», прошел бы насквозь Заречье, обогнул Заводи, а там — вдоль черного, прелью пахнущего ручья в самую чащу. Но Тингол мудрствовать не стал, а, может, просто пожалел гнать его слишком далеко.

Сейчас Тингол стоял возле кормушек, насвистывая вместе со вспархивающими туда-сюда сойками, и щекотал их по сытым круглым брюшкам. Белег понаблюдал со стороны, обошел полянку по кругу и только после этого появился из зарослей.

— Привет-привет! — вскинулся Тингол и спугнул скакавших по плечам птиц. — Давай сюда, сядем.

После разговора в кабинете прошло две недели, больше они не виделись. Турин один сходил к Тиглдану, а тот без лишних вопросов подыскал удаленный от чужих глаз и относительно целый дом в Новом Заречье; теперь они оба занимались своими бумажными отписками и на перспективу по молчаливой договоренности не думали.

— Я изобрел вам занятие, — без предисловия обрадовал Тингол, когда усадил Белега и свернул крышки с двух бутылок лимонада «Лагили» — в нос крепко ударило эстрагоном. — Займетесь частным сыском.

— Чем?

— Частным сыском. Будете искать пропавших собачек, беглых женихов, возвращать стянутые с веревки подштанники. Достойное занятие для отставного разведчика, не находишь?

Белег выжидающе молчал.

— Ладно, не куксись: что-нибудь посерьезнее подвернется со временем, даже не сомневайся. Пропавшие без вести родственники, оборвавшиеся связи с переселенцами… люди, опять же. Без шуток, — и он отобрал у Белега непочатую бутылку, сунул в здоровую руку пачку бумаг.

— Допустим, — произнес Белег, когда пробежал глазами рукописный проект устава, полномочий и даже порядка прохождения государственной регистрации некоего заведения под абстрактным пока названием — «Контора частного сыска». — Дальше.

— Как видишь, ничего подозрительного: я вас как бы негласно прикрыл — заметь, снова! — а само занятие нужное. Через пару лет все позабудется, верну тебя обратно, а это, — Тингол потыкал пальцем в листы, — передадим кому-нибудь из отставников потолковее.

Белег по-прежнему молчал, не сводя взгляд с Тингола. Тот фыркнул, поднялся на ноги, прошелся по беседке.

— Вот, Белег, вот что стоит сказать прямо: дружище, я заинтригован! Ты голова, дружище! Нет, опять эта мина, «допустим», «предположим». Я, между прочим, для тебя, дурака, старался. И где благодарность?

Белег вздохнул, заправил бумаги в карман повисшего на плече пиджака и забрал со стола бутылку.

— Спасибо тебе, Элу. Я заинтригован тем, что будет дальше. С конторой идея по меньшей мере остроумная.