Еще через три дня они с лошадью перешли Бритиахский брод и двинулись в сторону предгорий. Путь надежно помечали следы стоянок, полное отсутствие местных жителей, что прозябали в убогих халупах в стороне от тракта и спешили убраться с пути любого подозрительного отряда, а еще иногда встречались трупы — и ангбандские, и вовремя не спрятавшихся людей.

На восьмой день лошадь захромала. Это была простая крестьянская лошадка, когда-то она всего лишь возила телегу по равнинам Талат-Дирнен, а потом послушно катала партизан по долине вокруг Амон-Руд — с весточкой до одной базы, с ответом до другой… Рывок на сорок с лишним лиг с ее стороны уже был подвигом, и Белег не мог ее винить. Поэтому только расседлал и, как сумел, обработал пораненное копыто. Кто-нибудь из кавалерии или даже Маблунг, большой любитель лошадей, сказали бы, что правильнее и милосерднее было бы ее пристрелить: к ночи нагорья Таур-ну-Фуин кишели волками и тварями похуже (они кишели и днем, но Белег знал способы тварей отвадить). Может, даже сама лошадь это понимала, потому что по-прежнему грустно и покорно глядела на него, не собираясь от судьбы сбегать, но Белег не стал вынимать револьвер; погладил ее, потрепал по гриве, пошептал в уцелевшее ухо, как лучше выйти из этих проклятых мест обратно к опасным, но все же не настолько низинам Димбара и отпустил. Лошадь медленно повернулась и, хромая, потопала вниз по склону. Позади на крупе у нее белело смешное совершенно круглое пятно, и Белег понял вдруг — сопоставил: видно, именно эту лошадь Турин назвал Пуговицей.

Пеший путь напрямую через лес занял у него еще сутки. Сама дорога шла окружным путем, и он рассчитывал хорошо здесь срезать и нагнать отряд на спуске. Две коробочки с ампулами уже опустели, и за пазухой оставалось еще две; рана почти не беспокоила, голова была удивительно легкая и соображала хорошо — иной раз даже как будто слишком хорошо и слишком просто, и непонятно было, как долго будет длиться этот эффект и не выйдет ли боком: средство это всегда использовали как меру экстренную и краткосрочную, а вот держаться на ней сутками в постоянном напряжении сил никто раньше не пробовал. Не говоря о том, что неясно было, как поступать дальше, если он действительно сумеет нагнать многочисленный, до зубов вооруженный отряд…

В лесном мраке вдруг что-то мигнуло и осталось светить — белым электрическим светом. Белег вскинулся. Он устроился на ночлег в корнях дерева, рассчитывая продолжить путь еще до рассвета; вскинулся и снял пистолет с предохранителя. Тяжелый «Карсид» висел в кобуре на поясе, а маленький, компактный и почти бесшумный пистолет удобно ложился в руку даже во сне.

За горным уступом под укрытием из склонившейся сосны темнело нечто странное, в чем не сразу распознался бронемобиль: по сравнению с этим ублюдком, нарготрондский сородич его показался бы почти симпатичным. Бронемобиль стоял как-то криво, вывернув переднее колесо, и возле этого колеса, привалившись спиной и выпустив из рук включившийся фонарик, кто-то сидел. Белег присмотрелся и подошел ближе.

— Эй.

Сидевший оказался эльфом, но таким запущенным замученным, что не стоило даже пытаться угадать принадлежность к какому-то народу, зато место пребывания его в последние — месяцы? годы? — было очевидным. Из оружия у него нашелся только мясницкого вида палаш, рука была одна, правая, а от второй, укоротившейся по меньшей мере до запястья, обернутой грязной тряпкой, даже через тряпку шел и характерный запах, и сильный жар. Впрочем, жар шел от него всего.

Белег сдвинул предохранитель и огляделся: переднее колесо бронемобиля попало в трещину между камнями, и там то ли заклинилось, то ли вовсе погнулось — так или иначе, вытащить его даже с помощью набросанных веток и сучьев-рычагов явно не получалось…

На то, чтобы сходить к своему маленькому лагерю, у него ушло несколько минут. Еще несколько — чтобы вколоть неизвестному бедняге лекарство, а потом, дожидаясь эффекта, промыть ему рану и сменить повязку.

Тот очнулся через час. Дернулся вдруг, заерзал и сел, одурело озираясь по сторонам: Белег оттащил его в сторону, на траву, забрал на всякий случай все лишнее и только вложил в целую руку флягу с водой. Сам сел ждать на подножке бронемобиля.

— Ты кто такой? — спросил раненый, когда осознал свое положение, напился и откашлялся.

— А ты?

— Ага. Значит, Дориат, — раненый криво ухмыльнулся, и этого отчасти оказалось достаточно.

— Значит, голдо.

Они посидели, рассматривая друг друга. Потом раненый мотнул головой на север и спросил снова:

— Оттуда?

— Нет. Этот агрегат на ходу?

— Был на ходу. Видишь, застрял… Отряд ангбандский увидел, вот и рванул куда попало. Повезло — не заметили…

— Большой отряд?

— Большой… Изрядная толпа, еще и пленника с собой тащили.

— Пленника?

— Вроде как. Я удивился даже: барахла тащат много, даже скотину гонят, а пленный всего один. Парень — из смертных. Нет… а… — голдо прищурился, — а зачем спрашиваешь? сам куда собрался? Мне-то — на юг.

— На юг, — повторил Белег, размышляя.

Голдо подождал, но, видно, решил, что продолжения не будет. Поэтому неловко поднялся, качаясь, подбрел к бронемобилю, поймал рукой выступ кузова и критически посмотрел на колесо.

— Раз на юг, — он охнул, замолчал и прикрыл глаза, постоял так шатаясь, — раз на юг, то предлагаю времени не терять и попытаться вытащить этого монстра в… — он покосился на затянутую на груди у Белега портупею, — в две руки. И двигать побыстрее. Выглядит так себе, не спорю, но прет честно, даже по камням. Должен дотянуть до границы вашей… Тут лиг пятьдесят осталось, да?

— Даже меньше. Если по прямой, — Белег тоже поднялся, встал рядом, рассматривая колесо.

— Тогда решили. Я, — надумав, голдо повернулся и протянул руку, — я Гвиндор Дуилинион. Нарготронд.

Белег помедлил.

— Я знаю, как выглядит Гвиндор из Нарготронда, ты не похож на него.

Голдо рассмеялся — криво и зло.

— Верю! Только ты знал прежнего Гвиндора! Гвиндора — командира Нагорной стражи. Гвиндора-без-пяти-минут-зятя-короля. Гвиндора — осла, который не смог сдержать себя в руках в самый важный момент! Гляди, от него остался огрызок, но имя все равно прежнее: Гвиндор Дуилинион из Нарготронда. Назовись и ты, и возьмемся уже за дело. А потом дернем на юг.