— У вас тут трогательное примирение? — с порога заметил Орофер. — Не отвечайте, у меня есть шесть минут и ни секундой больше.

Что его задержало, было ясно: голос отчетливо доносился снаружи.

— …милая моя, я вообще не понимаю предмета спора! Вам нужно было изначально размещаться в пригороде. Или хотя бы не болтаться по всему городу порознь! А что теперь? Ты здесь, твой муж объявиться не спешит, а наш будущий король вообще непонятно где и с кем!..

Что отвечала не видимая из окна Лютиэн, слышно не было, но в кабинет Ордиля Орофер зашел взвинченный и все же будто чуть удовлетворенный.

— Принцесса уедет из столицы? — сразу спросила Руиндис.

— Шутите? Ее убедить я даже не думал. Да и не за чем, — Орофер прошел к столу, дернул стул и сел. — Она, Берен и Диор останутся, за принцем отправлен гвардейский полк, его перевезут во дворец.

— Кажется, вы только что настаивали, что дворец труднее охранять, — заметил майор Рогвин.

— Все же поняли, что это лукавство? Охранять можно, но большими силами, и их придется оттянуть с улиц. В городе особый режим, всех неустановленных лиц сразу задерживают на месте до выяснения. На заседании Собрания будет обсуждаться тотальный комендантский час, а до заседания осталось уже… пять минут.

— Кто в таком случае едет? — не остановилась Руиндис и сразу повысила голос: — Ну же, не надо на меня так смотреть! Это не праздное любопытство!

— Как?.. Уедет часть королевской семьи и еще часть госструктур. Переводим в Беленгар и в Карас-Тинге, их проще оцепить… Через четыре с половиной минуты я должен озвучить это на другом конце дворца. Первыми едут королева и ее двор, они уже почти готовы.

— Как королева! — ахнул доктор Игливин. — Когда? кто принял решение? Ее Величеству не следует совершать переезды в нынешнем состоянии! Я не даю…

— Вы можете ничего не давать, доктор, — отрезал Орофер. — Ее Величеству пора взять себя в руки. Кузина переговорит с ней, но именно это уже решено.

— В таком случае, прошу меня извинить, я должен присутствовать, — доктор Игливин поднялся с места.

— Пара минут, — остановил Ордиль. — У нас есть несколько вопросов, на которые можете ответить только вы.

Доктор остановился, замер напряженно, словно раздумывал — не отказаться ли сразу и не уйти ли просто так, но взял в себя в руки.

— Хорошо. Прошу прощения за резкость, но состояние королевской семьи — моя первейшая зона ответственности. А состояние Ее Величества вызывает серьезную тревогу.

— Об этом тоже, — произнес Белег. — Мне нужно задать королеве несколько вопросов и нужно, чтобы она была в состоянии на них ответить.

— С Ее Величеством уже беседовали полковник Марондир и майор Конмал… И Его Высочество Эльмо…

— Я знаю.

— Что же, — доктор Игливин замолчал, что-то обдумывая, достал часы, взглянул на время, — надо — значит надо. Хотите сделать это в пути или сейчас?

— До отъезда.

— Хорошо. Тогда я должен подготовиться и…

— Присядьте пока, — снова остановил Ордиль; доктор Игливин вздохнул и без охоты вернулся к столу.

— Могу я сделать короткий звонок?

— Пожалуйста.

На звонок — был набран внутренний номер медицинской службы — быстро ответили и безликим искаженным голосом из трубки сообщили, что доктора Адвэллиона нет, но сообщение ему передадут сию минуту: распоряжение тотчас готовить все необходимое и самому быть готовым к отъезду королевы.

— Слушаю вас, господин полковник, — положив трубку, доктор Игливин сел, аккуратно сложил перед собой руки.

— Выскажите заключение: могло ли нечто подобное, свидетелем чему мы сейчас были, произойти в кабинете короля?

— Имеете в виду, что нападение совершило некое лицо, находящееся под контролем извне? Думаете, оно, это лицо, могло как-то попасть…

— Это другой вопрос и уже не к вам.

— Конечно… Что же, мы уже обсуждали это: я высказывал определенные умозаключения в разговоре с майором Конмалом и с полковником Марондиром. И на совещании у Его Высочества, да… Поймите, это тонкая материя, и однозначно что-то утверждать — большая самоуверенность. Полагаю, все присутствующие хотя бы в общих чертах знакомы с данной проблемой, поэтому позволю себе не вдаваться в детали.

— Две минуты, — мрачно вставил Орофер.

— Да-да… Итак… можно сравнить успешное вторжение стороннего разума в наше сознание с… например, с консервным ножом. Простите за вульгарный образ. Нож вскрывает банку, потому что крепкая на вид жесть недостаточно крепка против стали, и тогда банка остается безвозвратно поврежденной. Мы можем как-то ее закрыть, заклеить, но целой она уже не будет.

— Ее можно запаять, — заметил Турин.

— Только если мастер — виртуоз. Или готов рискнуть содержимым, — доктор Игливин указательным пальцем постучал себя по макушке. — Возвращаясь от метафоры: вновь проникнуть в однажды поврежденное сознание куда проще. Это может сделать специалист ради исцеления, ради того самого заклеивания, запаивания шва. А может сделать тот, кто вторгался изначально — и это уже будет куда как проще: не потребуется ни физическое воздействие, ни даже личная встреча, достаточно волей потянуться к искомому. Конечно, нужна оговорка, что не каждое сознание в принципе можно одолеть: все зависит от личности, от силы воли, от внешних обстоятельств и так далее.