— Пусть гордятся, — Белег вышел в прихожую, на ходу дожевывая бутерброд. Одернул жилет, залпом выпил кофе и похлопал себя по бокам. «Карсид» был теперь на своем месте, и ремень кобуры привычно обнимал спину и грудь.

Взглянув на него, Турин внезапно помрачнел.

— Белег. Почему ты вдруг стал совать мне оружие?

— Ситуация предполагает.

— Нет. Не юли. Я тебя знаю: тут другое. Ты спросил про Маблунга, что мы видели, что говорили. Потом встал и притащил проклятый пистолет. Повторяю: почему?

Белег наклонился, достал с полки туфли и стал обуваться.

— Ну хорошо! Я успел подумать – так и эдак. Тут-то с Маблунгом… Тут как раз все понятно! Прозрачно! И обстоятельства, и рана, и револьвер — все сходится. Я же проверил — на коже, на рукаве следы пороха, он точно сам стрелял! Что тебя напрягло? Кроме того, что… ну… понятно…

Туфли за день запылились, Белег прошелся по ним тряпкой, выпрямился, застегнул пиджак.

— Дверь была заперта изнутри, ее выламывали.

— И это логично!

— Дверь на террасу была открыта.

— Открыта, а с этого что… Скажешь, вот прям кто-то по террасе прошел, отнял у Маблунга револьвер…

— Револьвер лежал в соседней комнате на диване.

— Положим…

— Выстрелов было два.

— Один в стену! И-и-и?..

— Турин. Скажи, мы оба с ним разговаривали: было похоже, что Маблунг собирается пустить себе пулю в голову?

— Опять похоже, не похоже?

— Так что?

— Ну… Орофер его, конечно, вздрючил при всех, да и в целом объяснимо… Но так, по разговору… Проклятье, я не знаю!

— Тогда послушай.

***

…Они сидели все в том же кабинете Тингола — он, Маблунг, сам Тингол и Саэрос. С легкой руки последнего мероприятие называлось «общий сбор» и предполагало, что они — кто не рыскает на рубежах или за рубежом — в последний день месяца в обязательном порядке встречаются пропустить по стаканчику и поговорить о чем угодно, кроме дел.

Стаканчики к тому моменту уже не по разу опустели, и речь шла о житейском: о новостях из Гаваней; о новой пивной в квартале Наугрим; о том, что Маблунг в очередной раз позволил отвести себя на какой-то концерт и теперь был озадачен последствиями. Впрочем, тут нового не было: его периодически куда-нибудь водили, после чего он снова пропадал на службе и потом решительно не мог вспомнить, какая именно из канцелярских машинисток или сестричек госпиталя обиделась на него последней. Саэрос считал, что это ничего — главное, на таких прогулках ничего не подписывать и с осторожностью отвечать «да».

Зазвонил телефонный аппарат.

— Кому там… — недовольно заворчал Тингол и тут же осекся, изумленно округлил глаза: — Ах ты, бродяга! Объявился!

Даэрона не видели больше трех лет. После возвращения принцессы и Берена он недолго оставался в Дориате. Тингол бушевал: «Какая еще отставка?! Я прикажу тебя тоже запереть, повязать и кормить с ложки!» Но шум этот ни к чему не привел, и Тингол вынужден был бумаги подписать. «Отпуск на неопределенный срок?» — грустно улыбнулся тогда Даэрон, но спорить не стал — детали его не волновали. Только уже уходя, уже после прощальной попойки, он отвел Белега в сторону. «Уверен, Элу поручил присматривать, а эти двое ждут и без поручений. И уверен, ты поступишь как всегда: как сочтешь нужным. Но все же попрошу: не надо. Объяснять почему?» От объяснений Белег отказался.

Названия в донесениях поначалу были сплошь белериандские: Даэрон пересек Андрам, ненадолго задержавшись в средней его части, углубился далеко в Таур-им-Дуинат, пожил там, затем вернулся к северу берегом Гелиона и на полгода осел в землях Белегоста. Его видели в коротких поездках вдоль гор, в самих горах, а потом он вдруг пропал. Только через шесть месяцев один надежный парень, Ниан, получил весточку от дальней родни в восточных отрогах ЭредЛуин, и понадобилось еще какое-то время, чтобы эту информацию подтвердить и обдумать. В конце концов Белег дал отбой.

И вот Даэрон позвонил.

Они обступили телефонный аппарат, и Маблунг с Тинголом стали наперебой сыпать вопросами, а Саэрос все пытался отобрать у них трубку: где? что? как дела? какие новости? когда обратно? Знакомый, но далекий голос смеялся и выборочно отвечал, сам спрашивал примерно то же самое. Проболтали ни о чем минут двадцать и попрощались, десять раз взяв слово звонить еще. А потом, когда Маблунг и Тингол, оба уже порядком набравшиеся, еще продолжали пересмеиваться, Белег по смутному наитию снова снял трубку: «Куталион. Офицер, выясните, откуда был последний звонок, и сразу соедините».

Еще через четыре минуты на том конце провода ответил дежурный: «Гостиница «Золотой очаг», Нан-Татрен, чем могу помочь?..» Гостиница была известная. Если в ней и было что-то золотое, то только цены — между землями Нарготронда и Гаванями это было самое приличное и потому самое дорогое место. Белег снова представился и спросил у дежурного о постояльце, звонившем недавно в Менегрот. «За последнее время со стойки никто не звонил, — с резким южным выговором отвечал голос на том конце провода. — Правда, у нас есть еще один аппарат — в номере высшего разряда, он как раз занят одним господином. Счет придет завтра, пока я не могу сказать…» Белег уточнил внешность постояльца и настоял, чтобы того все же побеспокоили. Маблунг, Тингол и Саэрос все это время пихались рядом и пытались что-то услышать. Но когда дежурный после споров передал трубку разбуженному администратору, а потом вернулся ни с чем, кроме блеяний о закрытом номере, Тингол трубку все же вырвал и, уже протрезвев, рявкнул: «Дверь ломайте!»