— Стало быть, у тебя все везде схвачено, господин начальник, — насмешливо подытожил Турин.

Ордиль молча повернулся к нему. Окинул медленным равнодушным взглядом: от пошарканных носков армейских ботинок, от обмоток над ними, ношеных галифе, старой кожаной куртки, в расстегнутом вороте которой виднелась клетчатая рубашка, — до торчащего на бок вихра челки. Окинул — повернулся и пошел к выходу. Приостановился только на пороге:

— Делай что хочешь, Белег. Мешать не буду. О помощи не проси.

Ушел, дверь осталась открытой.

— Эй. Ты чего? — подождав, окликнул Турин. Белег вздохнул. Приобнял молодого человека за плечо и подтолкнул вперед.

— Идем.

11 часов 48 минут

— Приехали! Приехали! — прокричал кто-то на лестнице, и известие тут же подхватили, понесли дальше по дворцу.

Белег и Роглин, который пересказывал текущие (а вернее, отсутствующие) результаты обысков по городу, подошли к перилам на площадке парадной лестнице и заглянули через них. Внизу распахнулись высокие двери, почти бегом стали появляться гвардейцы в форме королевского полка, замелькали зеленые береты аросских егерей, оранжевые нашивки толгаленцев. Сверху было не видно, но снаружи, с площади, доносился моторный шум многих автомобилей, голоса, резкие команды. Наконец через порог перешагнул высокий мужчина в темной армейской куртке; с характерной, неистребимой привычкой огляделся быстро и цепко, словно оценивая обстановку на предмет угрозы, не нашел ее и только тогда обернулся — подал кому-то левую руку.

Она впорхнула, не остановилась и обычным своим порывистым, но легким, словно танцующим шагом пересекла площадку и — цок, цок, цок — стала быстро подниматься по ступенькам.

(На ТолГален телефонировали почти сразу. Говорил Эльмо: говорил сам, один и потом, когда Белег уже ходил между допросами гномов, сам же его разыскал. «Выезжают, — сообщил он, — к полудню будут. — Всю ночь поедут? — Белег только уточнил, не став больше ничего спрашивать, а Эльмо только покачал головой, словно прислушиваясь к чему-то, и добавил, вроде как поясняя: — Лютиэн»).

— Белег! — воскликнула она, увидев его наверху лестницы, и всплеснула руками.

Черный приталенный плащ колыхался вместе с юбками, вуалетка на приколотой шляпке сбилась набок — верхний пролет принцесса преодолела уже бегом и, подпрыгнув на предпоследней ступеньке, повисла у Белега на шее. Он не покачнулся: она была все такая же — маленькая и легкая.

— Белег, милый, да как же так… — прошептала Лютиэн ему в самое ухо и крепко, как в детстве, стиснула, прижалась щека к щеке. Щека была горячая и сухая. А пахло от нее уже не детством — дорожной пылью, костюмной шерстью и только слегка, издалека как будто — ландышами.

— Не знаю, малыш. Пока не знаю.

Следом уже поднялись Берен с Диором, остановились чуть ниже.

Тингол был несправедлив, когда говорил, что Диор пошел только в мать. Нет, высокий, стройный, очень соразмерный юноша взял лучшее от обоих: большие синие глаза, мягкие и правильные черты Лютиэн с резкой, броской, очень мужской внешностью Берена смешались равно — и гармонично. Ясно было: пройдет еще несколько лет, сойдет последняя детская округлость, и принц станет мужчиной редкой красоты.

Белег поставил Лютиэн на пол и по очереди пожал руки сыну и отцу. По человеческим меркам Берен почти не изменился: он старел медленно, но все же старел.

Дальше пошло предсказуемо: на шум набежали, зазвучали слова сочувствия и утешения, опять заблестели слезы — чьи-то чужие, не Лютиэн, Лютиэн не плакала; опять кого-то увели… Наконец вся эта пестрая разночинная толпа кончила стоять на лестнице и потекла дальше — в сторону Собственного дворца.

— Результаты? — тихо спросил Берен, когда их в общем потоке повлекло по переходам.

Лютиэн бежала впереди: Белег успел освободиться от ее руки и уступил место подоспевшему Галадону — теперь брат и сестра о чем-то быстро говорили там, за сомкнувшимися спинами гвардейцев и офицеров комендатуры.

— Не особо.

— Делать что?

— Обсудим.

Нагнав, ухватив за плечи, между ними протиснулся Диор, понизив голос, спросил:

— Нас потому вывезти хотели, да? Опасались чего-то? А? — покосился на отца и, еще понизив голос, добавил, жалуясь: — Не говорит мне.

— Помолчи, — коротко попросил Берен, и дальше действительно шли молча.

В личные королевские покои они с Турином вчера попасть и не пытались. С Мелиан следовало поговорить пораньше, но она так и не появилась ни на совещании, ни в дворцовых переходах, а Белег так и не придумал, как и что ей сказать. Роглин сообщил, она по-прежнему не принимает, и сам он смог зайти только на пару минут и безо всякого толка, а в остальном поручил обыскивать комнаты Тингола, но и там ничего не нашлось — Сильмарилл под подушкой не отыскался, футляр от него тоже, а личные записи касались сплошь семейных дел, и их почти сразу забрал себе Орофер.