Пошел сперва мелкой моросью, запылил над рекой, облизал до блеска город, а потом, не сдержавшись, хлынул полной силой. Улицы, и так полупустые, опустели вовсе и быстро заполнились стремительными потоками воды.

Днем все продолжалось в тех же дворцовых коридорах: бумаги, рапорты, протоколы и новые бесконечные разговоры. Ордиль тратил время, играя в гляделки с Родвином, половина разведуправления увлеченно перебирала изъятый архив и, судя по довольным лицам, находила там вдоволь занятного. «Голодримские сказочки на случай большого шухера?» — предположил Турин, когда заглянули переговорить, но вышедший Халькон и бровью не повел.

По-настоящему интересное выяснилось — подтвердилось скорее — только одно: в мастерской Англазара заказывали футляры для изделий в разных местах — обычные и особенные, дорогие и подешевле, поменьше, побогаче, попричудливее. Оказалось, некоторые мастера предпочитают брать даже небольшие мудреные заказы, чтобы угодить старым клиентам, но иногда передают их на сторону — так и быстрее, и выгоднее. Мастер Килиндин очень просил не предавать огласке и все же признался: некоторые шкатулки — штучные, деревянные, из ценных пород, ему делает родственник мужа сестры — краснодеревщик Фрар, сын Ондина. Как именно пристроить к делу эту информацию, теперь ломала голову вся полицейская розыскная группа и Марондир вместе с нею.

Во дворце было шумно, но царила уже не истерика первых часов, а скорее нервная суета; в просторных залах и коридорах иной раз казалось даже тесновато — не протолкнуться от чиновников, снующих ординарцев, порученцев и секретарей; на каждом этаже выставили посты.

Официальная сессия Государственного Собрания была назначена только на завтрашнее утро, но зал был битком уже сейчас. Делегаты, секретари, письмоводители разных ведомств сновали туда-сюда, спорили, обменивались мнениями, прогнозами и посулами. Белег коротко ответил на несколько приветствий, но не дал себя задержать и прошел прямо к центральному возвышению — здесь находилось место председателя, первого секретаря и трибуна для выступления. Председатель, Орофер, по проведенному уже циркуляру получил свои особые полномочия и теперь временно фактически возглавил королевство. Сейчас на его месте в Собрании сидел Эльмо.

— …мы не можем включить это в завтрашнюю повестку! Я физически не успею закончить весь пакет! — низко наклонившись над столом, увещевал Эу Фиадмин — некогда командующий Западным рубежом Границы, потом суперинтендант Бретиля, а ныне глава законотворческого комитета Собрания.

— Даже в черновой редакции? — улыбнулся Эльмо, резко повернул голову и поднялся с места. — До утра? Не поверю.

Фиадмин продолжил с отчаянием возражать и трясти кипой своих бумаг, но Эльмо уже не слушал: легко спустился с возвышения, где его сразу под локоть поймал Белег.

— Ты надумал? — спросил Эльмо, когда вышли из зала, пересекли просторный мраморный вестибюль и оказались на балконе, где в ожидании курил Турин.

Балкон был тот же самый, он тянулся вдоль всего парадного фасада: по замыслу и красиво, и удобно было связать разные ведомства не только внутренними переходами, но и этим, внешним. Сейчас тут тоже выставили посты. Белег плотно закрыл за собой дверь, посмотрел вверх, посмотрел вниз и махнул курившим неподалеку офицерам — те поняли и отошли подальше.

— Что я надумал?

— Не знаю, — Эльмо остановился у парапета, спрятал ладони в широких рукавах облачения. — Ты хотел вчера спросить о чем-то еще, но передумал. И вообще зачем-то позвал меня — не в самом же деле за дворцом приглядывать? — он задумчиво улыбнулся, как всегда, когда нарочно вставлял в речь что-то вот такое. — Так о чем же? Может, о переговорах с Маэдросом?

Турин подавился дымом и закашлялся. Белег сунул руку за пазуху.

Бывало такое, что Тингол мог изобрести идею в одну голову, ни с кем не поделиться, довести ее почти до блеска и, обдуманную, почти готовую, выбросить вдруг на обсуждение — был в его богатом арсенале и такой подход. Но все же чаще официальной дискуссии предшествовала другая, закрытая: он мог собрать какую-то группу и закинуть эту свою идею, тень идеи на пробу; мог между делом, вскользь озадачить их четверых или кого-то одного, двоих; мог, ничего толком не поясняя, привлечь Рандиллиона или вообще всех секретарей скопом, а мог подключить кого-то еще — по ситуации. Чаще, конечно, советовался с самыми близкими.

— Вы были в курсе этой затеи?

— Не то чтобы в курсе, Турин… Я понял, что Элу о чем-то таком задумался. Знаешь, как это у него бывает: как будто невзначай обмолвился об одном, перепрыгнул на другое, на третье, и вот ты уже слушаешь рассуждение о каких-то долгосрочных планах…

— Был и план?

— Не сказал бы. Были доводы за, доводы против. Мне показалось, он стал склоняться к мысли, что нужно попытаться.

— Как давно это было?

Эльмо задумчиво покачал головой.

— Весной?.. В конце весны, когда цвела сирень. Точнее не скажу.

— Почему ты сразу не рассказал?

— О чем, Белег? Об одном из многих наших разговоров? Да это и не разговор был — так, рассуждения о том, о сем… Лютиэн, Диор, весенний праздник, вчерашний ужин, сегодняшний завтрак, Маэдрос… Я и сложил только потому, что ты стал спрашивать про поездку и про Маблунга.

— Этот разговор ты ни с кем не обсуждал?

— Нет.

— С Кайссэ?

— Нет, Белег. И предупреждаю твой следующий вопрос: не знаю, говорил ли с кем-то еще сам Элу. Возможно, с Мелиан. Возможно, с Маблунгом, — он помолчал, задумчиво пропустил между пальцев длинные пряди распущенных волос. — Идея действительно вызрела во что-то конкретное?