— Как это ничего страшного? — будто очнулся вдруг, возмутился и уперся в дверях господин Гвириэль. — Я плачу двенадцать бретилинов в неделю! И это только за первый этаж!..

— Завтра предъявите неустойку, — подбодрил его Турин, пристраивая в углу пустое ведро.

Внутри действительно был небольшой беспорядок: комнаты раскрыты, вытащены на столы какие-то вещи, детская одежда, чемоданы, шляпные коробки; откуда-то слишком громко играл патефон, в распахнутых дверях столовой виднелся по всем правилам сервированный на четверых стол.

— Давайте-давайте, вытирайтесь! — появилась ниссэн Авриль, закидала всех троих ворохом полотенец и салфеток, толкнула господина Гвириэля на постель, наклонилась, принялась стаскивать с него обувь. — Сиди уже… Уймись!

— Я подумал, вдруг они приедут завтра! — донеслось заглушенное пояснение. — Решил проверить, как все выглядит. Чтобы все как положено… А тут окно! Я побежал, конечно!

— Теряя тапки… — пробормотал Турин и замолчал под осуждающим взглядом кухарки.

— А что! а что если они все же приехали? — встрепенулся вдруг господин Гвириэль, вывернулся из-под полотенца. Он теперь был похож на мокрого воробья и так же по-птичьи вертел головой. — Что если приехали и теперь не могут найти адрес? В такую погоду! Еще ведь это ужасное название! Кирпичный проезд, меня самого в первый раз извозчик привез совсем в другое место! Я сколько говорил, сколько писал, что его надо изменить! К тому же Мальвис не очень хорошо запоминает дорогу. Она даже может потеряться по дороге! Я потому и хочу добиться переименования нашей улицы… Чтоб она не потерялась…

— Вряд ли они решили ехать в такую погоду, – заметил Белег, а господин Гвириэль задумался и не очень уверенно кивнул.

Квартира была просторная, целых пять комнат, любовно обставленных в ожидании жильцов: торшеры, мягкие кресла, пуфики с легкомысленными кистями, расписные ширмы. Сам хозяин пока обитал в кабинете, но в проемах приоткрытых дверей была видна и столовая, и супружеская спальня, и закрытая веселенькая дверь розового цвета — наверное, в детскую.

— Господин Куталион, — снова подал голос господин Гвириэль; ниссэн Авриль вздернула его за локоть и увела за ширму, видимо, переодевать, – мне неловко, но я вынужден попросить вас об одолжении!

— Я вас слушаю, — отозвался Белег.

Он повесил мокрые вещи на раму каминного экрана, сам отодвинулся в сторону: из коридора пришел все такой же мрачный Идмо с половой щеткой и ворохом тряпок, стал протирать пол.

На крышке секретера кучно выстроились рамки с фотокарточками. Серьезная девушка в широкополой, студийного вида шляпе позировала с букетом цветов; удивленно таращились в кадр молодожены — та же девушка, на полголовы выше жениха; аккуратное семейство замерло в стандартных позах — молодая мать с кружевным свертком на руках, насупившийся мальчик держится за гордого отца.

— Господин Куталион, помогите мне, пожалуйста! Дело в том, что в последнее время мне никак не удается дозвониться до Мальвис. Я справлялся и на станции, и в мастерской, но мне не могут помочь. А сегодня, представляете, я решил дать телеграмму — так ее вовсе не приняли! Я, конечно, это так не оставил и написал жалобу! Но телеграмма-то нужна… — он, уже в полосатой пижаме, пошатываясь, вышел из-за ширмы и сел на постель, машинально потянул на колени плед. — Если это технический сбой, то пора бы его устранить, вам не кажется? И я подумал, не могли бы вы со своими возможностями что-нибудь узнать? А то я очень переживаю…

— Посмотрим, что можно сделать, — согласился Белег.

С фотокарточек он перевел взгляд на старый, сильно выцветший бланк телеграммы — тоже в рамке, тоже под стеклом. «СТРАШНАЯ ГРОЗА ЗАДЕРЖИМСЯ СУТКИ ДАМ ТЛГР ТОЛ-СИРИОНА ЦЕЛУЕМ ТЫСЯЧУ РАЗ МАЛЬВИС». На бланке еще можно было различить бледный почтовый штамп: «Arda Сalon, Taras Corma» и рукописную дату — Ringare, 17 — 455{?}[Arda Calon (квен.) — АрдГален. Ringare (квен.) — декабрь. Дата накануне Дагор Бреголлах.].

Господин Гвириэль молчал, переводя полный замешательства взгляд с Белега на Авриль, с Авриль на Идмо, с Идмо на Турина. Потом зацепился взглядом за крышку секретера. За окном сверкнула молния, загремело где-то далеко.

Его возмущение и испуг, и вечная комичная озабоченность чем-то, и вечная готовность прийти в не менее комичное раздражение как-то разом стаяли, стекли с лица, и снова сверкнувшая молния осветила лицо чужое — совершенно трезвое и совершенно разумное. Следом за молнией донесся уже близкий, подкравшийся, раскатистый гром, и этого раската хватило, чтобы господин Гвириэль содрогнулся еще раз и неловко, словно сломавшись, боком свалился на постель, потянул на голову плед.

Они вышли из парадной обратно под дождь. Авриль и Идмо остались в квартире — то ли прибраться, то ли последить. Хотя все равно ясно было, что сегодня господин Гвириэль уже никуда не денется: еще пару дней он будет лежать, больной и разбитый, но потом, как всегда, успокоится — встанет утром, снова появится во дворе дома 22/1 и снова разовьет бурную деятельность по благоустройству своих владений, воспитанию прислуги и стремлению докучать жильцам обычными придирками.

Во дворе было непривычно темно: фонари не горели, и только прямоугольники окон бросали на землю желтый свет, и тот дробился в лужах и в струящихся между плитками потоках воды. А потому взгляд из подворотни Белег почувствовал раньше, чем увидел возле стены чью-то затаившуюся фигуру. Почувствовал, вскинул голову, разглядел.

— Ваш заказ. Получите, — проговорила женщина, когда Белег и Турин приблизились и тоже укрылись в подворотне — и от дождя, и от случайного взгляда.

Сейчас на ней был не рабочий кожаный фартук и не кожаный ремешок в распущенных волосах; она была одета в обычный дамский плащ, из-под него виднелся край темного подола то ли платья, то ли юбки, поблескивали лаковые туфельки; на голове чуть набок сидела обычная дамская шляпка, и весь облик — самый заурядный, неприметный — наводил на мысли то ли о школьной учительнице, то ли о гувернантке в хорошем доме.