— О, господин полковник! сколько лет, сколько зим! — продолжением стука прозвучало такое же бодрое приветствие. — Как здоровье? И господин капитан здесь! Рад познакомиться лично, господин капитан, наслышан, впечатлен! Чем обязаны?

Белег поднялся. Оценщик окинул его быстрым приметливым взглядом, они рывком пожали друг другу руки и по привычке скорее похлопали, пощупали по рукавам. Турин тоже встал, но ограничился сдержанным нервным кивком и тут же спросил:

— Поздороваться зашли, новости узнать. Что вы видели, что знаете.

— Уж мы-то что видим? — округлив глаза, удивился Оценщик. — Живем в лесу, молимся колесу.

Колесо старого Tinco-14{?}[Tinco – название первой тенгвы (квен. «металл»). Подразумевается смысловой аналог букве «а» (или «альфа»). ] ненавязчиво висело за прилавком среди прочего добра и хлама. Спиц на нем было восемь, и купить его скорее всего не получилось бы из-за каких-нибудь отговорок.

— Ладно, полковник, не хмурься, — Оценщик примирительно показал ладони и кивнул на узкую дверь в углу комнаты. — Пойдем. А господин капитан пусть с ребятами пока посидит, товар наш посмотрит.

— Что-о-о?! — дернулся Турин, чем заставил Ру сунуть руку под рубаху, а женщину подняться из-за стойки.

— Ну-ну, господин капитан. При всем уважении.

— Турин, пожалуйста, подожди.

Молодой человек нехотя вернулся на лавку, остальные тоже сели, и Белег с Оценщиком вышли в соседнее помещение.

— Что ж, садись, спрашивай-рассказывай. Чаем поить не буду — задерживать не хочу, — сообщил Оценщик и указал на стул у стены. Сам уселся на пустой стол, вытащил из кармана розовый самоцвет с перепелиное яйцо и волчком пустил его по столу.

Комната, осветившаяся ярким электрическим светом, была куда меньше предыдущей. Тоже без окон и тоже по периметру заставленная, но не как попало — глухими канцелярскими и архивными шкафами. Под столом и в углу тускло серели два средних размеров сейфа.

Самоцвет докрутился и замер, бросив на столешницу длинный блик. Оценщик кончиком пальца, будто играя, потрогал его, отпустил и вдруг дернул ногой — под пяткой гулким металлическим стуком отозвался сейф.

Спросил громким шепотом:

— Что, думаешь, тут он?

Белег молчал.

— Мы ведь с ребятами тебя в тот же день ждали — с парой рот и безутешной родней в придачу. Пыль протерли, приоделись. Родвина-то вон — приветили. А к нам когда же?

— Собирался. Даже заранее собирался.

— А что собирался? Соскучился? Ты, Белег, давай прямо, раз уж мы с тобой тут уселись, а не через дверь отстреливаемся. Ты своим, я глаз могу поставить, ничего не рассказывал и нигде не отчитывался. А по ситуации вашей нехорошей у меня интерес прямой, — и он снова поддел камень, и тот снова закружился по столу.

Документы у него были в полнейшем порядке. Там значилось «Эвдин Гервилион Аурвиндиль», место рождения — Оссирианд, речная область Леголин, дата — 7 год Светил. Отец из речных лаиквенди, мать из синдар, оба живы, здоровы и действительно существуют на западе Таур-им-Дуинат. Внешность была соответствующая, универсально неброская: встрепанные, коротко остриженные темные волосы, лучистые голубые глаза с прищуром; сухощавый, среднего роста, какой-то запыленный как будто. Одет тоже как многие: застиранные галифе с сапогами, кожаная куртка, кепи сдвинуто набок. И во внешности примет особых нет — так, очень старые, почти пропавшие уже следы то ли ожога, то ли осколочной россыпи на лице. Если только знаешь наверняка, что ищешь — угадаешь контуры трехзубого клейма, каким метили в Утумно ценных пленников.

Когда-то вместо этой пыльной лавки старьевщиков существовало совсем другое заведение — работало в центре города небольшое, но респектабельное топографическое бюро. Служили там три вежливых сотрудника, готовых помочь и клиентам, и в нужный момент переговорить с коллегами совсем по другому профилю. О специфике бюро знал очень ограниченный, но все же достаточный круг лиц, и, увы, после истории с Лейтиан оно прекратило свою работу: однажды утром оказалось заколочено, а сотрудники пропали, чтобы через пару дней, несмотря на все увещевания Белега, по личному распоряжению Тингола оказаться по ту сторону Границы — в очень и очень помятом виде. Что из последствий было хуже — аналогичное появление возле Границы десятка таких же помятых дориатцев или обрыв плохонького, но диалога с Химрингом, — оставалось вопросом открытым. За три года до Нирнаэт удалось организовать альтернативу, и на этот раз все ее детали знал только он лично. Даже после ухода в папке для Ордиля оставил только односторонние выходы связи — не более.

— Так что? Расскажешь что интересное или от меня ждешь?

— Жду.

— Оправдываться, значит? — вздохнул Оценщик. — Так я не буду! Зачем? На веру не примешь, а что зря воздух сотрясать.

— Признайся тогда, — предложил Белег.

— Признаться… — Оценщик удрученно вздохнул, но тут же вздох с лица согнал и ответил чужим будто, металлическим голосом: — Признаться, что кишка тонка лично заглянуть? Ты же понимаешь: если бы мы сами надумали, никаких гномов бы не понадобилось. Не воры — за своим бы пришли. С главного входа.