– Боже, Сень, ты прости, а? Я правда не знал.

– Все нормально, – проблеяла я. – Знаешь, я опаздываю на прогон.

– Так он только в четыре. Мы вместе будем… Сеня!

Ничего дальше носа не видя, я все же как-то умудрилась выйти в коридор. Перед глазами плыло. Боль обвивала меня веревкой и вязала узлы. Руслан шел следом, что-то еще говорил. А я не слушала. А у меня уши закладывало, к чертям…

Я подошла к машине такси, припаркованного к обочине. Зачем-то назвала наш с Артуром адрес. Все это время я избегала даже приближаться к месту, где была так счастлива, а тут потянуло, как убийцу тянет к месту преступления. Даже если разоблачат…

Всю дорогу в голове наш последний перед расставанием разговор крутила.

– Мне предложили контракт. В столице, – выпалила я и тут же, глядя в растерянные глаза Вершинина, добавила: – Я согласилась.

Даже будучи сильной и точно знающей, чего мне от этой жизни хочется, я боялась, что он сумеет меня отговорить – потому и рубила с плеча. Потому и выпячивала вперед подбородок. Ну, точно как ослица. Душа обливалась кровью, но какого-то черта я убеждала себя, будто это вообще ничего не значит.

– А как же мы?

– Мы можем встречаться.

– Когда между нами десять-двенадцать часов лету? Учитывая мой и твой графики?

– Ты знал, что так может быть, Артур, – мой голос дрогнул.

– Знал и надеялся, что ты… – Вершинин растерянно зарылся пальцами в волосы и так и не договорил «что ты выберешь меня», но я поняла. И не выбрала.

– Девушка! Девушка, мы приехали, – вернул меня в реальность голос таксиста. Я хлопнула ресницами, разглядывая знакомые места. Не зная, что делать дальше. Понимая, что нет смысла выходить. Замялась…

– Девушка!

– А мы можем тут постоять? Я заплачу, сколько понадобится. Минут десять-пятнадцать. Не больше…

Водила, если и удивился, ничего не сказал. Я сидела, пялясь в окно. Скользила растерянным взглядом, ни на чем особенно не задерживаясь. А потом во двор заехала знакомая машина. Я вжалась в кресло, закрыв ладонью рот, чтобы не завыть, зажмурилась, чтобы не видеть. Да только поздно. В сердце навсегда, кажется, отпечаталась картина: мой мужчина, бережно обнимающий свою будущую жену.

Глава 18.1

Я тупо пялился вслед отъезжающей раздолбанной Тойоте, не замечая, с какой силой сжимаю пальцы на Катиной талии. Перед глазами, будто кто-то, мать его, срежиссировал эту сцену, проплыло неживое бледное, как у трупа, лицо Есении. Проплыло и растаяло во мгле. Погода стояла на редкость дождливая.

– Артур…

– М-м-м?

– Это… Это та девочка, да? Она вернулась?

Я моргнул. Повернулся к Кате лицом. Она была значительно выше Есении и крупнее. Как будто я специально искал совершенно другой типаж женщины, чтобы ничего, вообще ничего не напоминало мне о моем наваждении. Да к тому же Катя была жгуче-рыжей.

– Вроде бы. Я не рассмотрел, – соврал, не желая ее волновать. Заправил пальцами за ухо непослушный тугой локон и, улыбнувшись, легонько толкнул к крыльцу. Но Катя вдруг заартачилась, проявив обычно несвойственное ей упрямство.

– Это точно была она.

– Даже если так. Что это меняет? – нахмурился я, вглядываясь в красивые голубые глаза, сейчас тревожные, как море в предчувствии шторма, наполненные небывалой тоской, о причине которой несложно было догадаться. Однажды мы уже расстались из-за Есении. У Кати были все основания волноваться, если бы не пара «но»… Во-первых, я действительно поставил точку в истории с Вавиловой. А во-вторых… Рука соскользнула ниже. Накрыла низ еще плоского живота.

– Ничего. Абсолютно ничего. Совершенно.

Мой сюрприз не шел ни в какое сравнение с тем, что преподнесла мне эта удивительная женщина. Свободной рукой я притянул ее за шею. Уперся лбом в ее... Нежные пальчики Кати тут же ласково пробежались по моей колючей щеке. А одеревеневшее тело в моих руках нет-нет да и расслабилось.

– Уверен? – мягко улыбнулась она.

– На миллион процентов.

– Значит, нет.

Я нахмурился. Отошел на полшага. Наверное, опасаясь чего-то такого, я и не стал ей рассказывать, что Есения вернулась домой моим бортом.

– Скажу охране, чтобы ее не пускали.

– Думаешь, мне стоит опасаться этой девочки? – брови Кати взмыли вверх.

В редких случаях, когда мы заговаривали о Есении, Катя называла ее «эта девочка». И я даже сам себе не мог объяснить, почему мне так это не нравилось.

– Нет. Просто не хочу, чтобы ты волновалась. Тебе же нельзя, Кать…

Катя кивнула, закусив губу. Улыбнулась, укладывая свою ладошку поверх моей руки на ее животе.

– Ты просто…

– Что?

– Ты самый лучший, Вершинин, знаешь?