Шрифт:
Сегодня он был нежный. Впервые. Он целовал меня, медленно двигался и осторожно ласкал мое тело. Раз за разом доводил до оргазма, откладывая свое удовольствие на второй план. Я ловила его поцелуи, тайно выискивая в его глазах, а что именно, и сама не знаю. И кажется, это "что-то" я нашла, так подсказало мне мое сердце, но сейчас я понимаю, что скорее всего это была лишь сладкая иллюзия для глупого сердца, — то, во что я бы хотела поверить, но в то же время я понимаю, что это невозможно. И впервые я искренне огорчилась, когда всё закончилось. Он снова принял маску привычной холодной отстраненности, как обычно выбросил презерватив, а затем, не сказав ни слова, просто ушел, хлопнув дверью.
Я бы решила, что мне всё это приснилось, если бы не сладко ноющее ощущение между ног и покалывание шеи и живота от нежных поцелуев и колючей щетины.
И тут, как гром среди ясного неба.
Я стою посреди своей комнаты, смотрю в экран своего телефона и чувствую, как сердце двигается галопом, издавая странные, до ужаса громкие звуки.
На экране высвечивается незнакомый номер, на часах — десять вечера. Наверное, звонят из клиники, чтобы сказать мне, что я вылечилась или что-то в том духе. А кто же ещё? Но проблема в том, что из клиники мне не звонили ни разу. Обо всем мы обсуждали в реальном времени, вживую.
Только что у нас с Себастьяном был нежный секс, я едва отошла от его непривычных ласк, в моей голове все ещё туман и приятное послевкусие.
Дрожащим пальцем я нажимаю на кнопку и прикладываю телефон к уху.
— Алло, — выдаю чуть несмелым голосом. — Алло?
— Здравствуй, Лесли, — из трубки раздается глубоко поставленный женский голос. По моей коже преждевременно бегут острые мурашки. — Меня зовут Агнесс. Наверное, ты ничего не знаешь, вряд ли он говорил тебе обо мне... Я жена Себастьяна.
Меня накрывает паралич. Самый настоящий, я не шучу. Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Мой муж думает, что я не в курсе... Но влюбленные мужчины бывают так неосторожны, — из трубки доносится мягкий грустный звук. — Всего одна маленькая ошибка и он способен выдать свою тайну, Лесли, — все так же с серой монотонностью проговаривает она, и от звуков ее голоса у меня почему-то не перестают бежать мурашки.
— Откуда вы знаете мое имя? — пораженно шепчу я.
— Он проговорился. Случайно. Не волнуйся, я сделала вид, что не поняла.
Сердце прокалывает самая настоящая иголка, и она отнюдь не маленького размера. Я вдруг чувствую острую боль, не за себя, а за нее. А ещё вину. Хотя и не виновата.
— Простите. Пожалуйста, простите, я...
— Зачем ты пришла, девочка? — тут ее голос вздрагивает и даёт слабину так, что мне сдавливает грудную клетку. — Мы целый год пытались... Мы очень долго над этим работали. У меня скоро будет ребенок. Отпусти его, пока не поздно.
В моем горле застревает что-то огромное. Она действительно сказала то, что я услышала?
— Не поздно для чего? — сдавленно проговариваю я.
— Пока он не отдал тебе своё сердце.
Я пытаюсь держать себя в руках, честно пытаюсь, но тщетно, мои глаза уже наполняются слезами, а из горла выдирается жалобный всхлип.
— Я не знала... — звук моего голоса подводит меня, становясь почти писклявым. — Я не знала, что вы в положении. Простите.
— Прощу, — твердо отвечает она. — Может быть. Потом.
Она кладет трубку.
Я убираю от уха телефон и смотрю в темный экран, чувствуя и никак не останавливая побежавшие слёзы по щеках. Я не знаю, что должна чувствовать и как ещё реагировать, наверное, я должна прямо сейчас умереть от ее боли и от своей, но она сказала, что он влюблен в меня. Что, простите?..
58
Ночь превратилась для меня в настоящее испытание. Я будто попала в другую реальность. Первое, что я хотела сделать после того, как более менее пришла в себя, — это пойти к нему. Пойти, разреветься и закричать, выплеснуть свои чувства.
Но я не пошла. Бесшумно залезла в кровать, свернулась калачиком и тихонько плакала, а затем все же провалилась в неглубокий тревожный сон.
Утром просыпаюсь ни свет ни заря. Чувствуя себя каким-то бесполезным призраком, вылезаю из кровати и выхожу из комнаты, просто бесцельно бродя. Уже внизу я понимаю, что он ещё не уехал. И мне бы пойти назад, вернуться в комнату и закрыться изнутри, но мой внутренний мазохист толкает меня вперёд.
Входя на кухню, я получаю бодрое приветствие от домработницы и ни слова от Себастьяна. Подняв на меня безразличный взгляд, он ненадолго задерживается, а затем возвращается к своему завтраку. Ни одного намека. Ни одного малейшего о том, как он вчера нежно трахал меня. Ни одной эмоции, хотя бы отдаленно намекающей на вину или сожаление.