— Зачем меня, меня не надо — я с тыла зайду. Это я умею, — Кощей потёр руки, — а сверху жену мою надо запустить — Мару! Бац — и туда её! Хотя бы с того же Горяна сбросить. В полёте.

— В пике, — подсказал я.

— Ну да, — согласился Кощей, Горян смотрел с подозрением.

— Горянка, смотри, летишь, значит, и сначала огнём всё! — Кощей развел руками над картой. — А я с этого краю — тоже огнем, но по земле пущу.

— А дальше что?

— А дальше ты не приземляйся! Ты Мару скидывай и лети оттуда. Уматывай!

— Если ты туда Мару сбросишь — хана всем. Сразу.

— Выжжем же всё. Леса не будет, — встрял я.

— Тебе чем этот лес сдался? Он даже не твой, — Кощей обиделся.

— Когда мы его займем — будет мой, — сопротивлялся их плану я. — А ежели так, это ты по мне будешь огонь пускать!

— Ну ты так быстро не прикипай к новому месту, Леснейшество! Мы его по большому счёту у другого Лешего отжимаем, чтобы территорию расширить и тебя с собой взять.

— Что меня с собою далеко брать? Нечисть иноземная сама к нам идёт.

— Все селения тогда лесом надо окружить — будет тогда твоя территория. Попадут под защиту. Сделаешь в одну ночь? — Кощей, стратег наш, на меня смотрит.

— Сделаю, — я работу прикидываю. — Не сделать, выходит, не могу.

— А мы там ловушек наставим ещё, — включается Горян. — Вон, зря у нас Кощей колдун? Пусть наколдует!

— Так жену мою берём или нет? Вопрос принципиальный, — Кощей снова голос подал. — Если не её, то кого нам сверху скидывать? Лешего нельзя, его от леса не оторвёшь. От Водяного в небе толку мало.

— Я пожары буду тушить, которые от вас останутся, — подал голос Воднейшество. — Подниму воду.

— Ты это, знаешь лучше чего, — Горян пододвинулся к Водяному, — ты лучше реки так направь, чтобы путь вражине преградить!

— Дак… а людишки что подумают? — почесал голову Воднейшество.

— А нам дело есть, чего они решат?

— Решат, боги бунтуют, а это просто нечисть силой мерится. Кстати, богов звать будем?

— Ну их.

— Ну их!

— Ну их на их…

— Ясно, мне, не зовём, глупость, братцы, сказал, — Горян извинился.

Тут двери распахнулись, и вошла она, не богиня, но кто ж посмеет в красоте её божественной усомниться? Она того сразу и заберёт с собой.

— Мальчики, а вы что здесь все собрались?

— Приветствую, Мара! — это я.

— Почтение моё! — это Водяной.

— Неужели глаза мои видят такую красоту воочию? — это, конечно, Горян.

— Алёшенька, а что это у тебя столько народу собралось? — это жена чужая ко мне подозрительно ласково.

— Совещание у нас, Мара.

— А я, что же, детский плач слышу? — прислушалась она.

— Это у Алёши нашего девица завелась, — объяснил Горян.

— Как так? — Мара брови вскинула.

— Алешенька, как хочешь, а армию соседа Лешего надо себе присваивать, — Горыныч снова ко мне развернулся. — Делай что угодно, но чтоб к началу битвы все Лешаки под твоим началом были!

— Это те Лешаки, с которыми я как несколько лет рублюсь? — не верю я, что пойдут ко мне.

— Они самые, Алёшенька! Тянуть больше нечего, надо чтоб были твои.

— Да кто та девица? — Мара о себе напомнила. — Чуть-чуть нашего Алёшеньку соблазнить не успела я, — и взгляд свой с поволокой на меня перевела. — Теперь, Лешенька, стало быть, твоё сердце занято?

— А ничего, что я, муж твой законный, тут же сижу? — вскипел Кощей.

— О! муж! Приветствую, тебя я сразу не заметила.

— Мара, душенька моя ненаглядная! Предложение к тебе есть интересное! — Горян внимание на себя переключил.

— Какое, Горянушка?

— Как ты на то смотришь, чтоб сбросить тебя в яму огненную к вурдалакам поганым да нечисти разной, да к иноземным харям и марям и их полубожкам кровожадным?

Она подбородок потёрла, подумала. Кивнула Горынычу.

— Предложение мне твоё нравится!

— Ты косу взяла?

— Всегда я с косой. А вот доспех бы мне прихватить.

— Только не как обычно, — муж её снова голос подал. — Вернуться надо к самой жаре.

— Такое веселье не пропущу. А тебе б головы не сносить, если б меня не позвал.

— Поцеловать тебя можно на прощанье, красавица? — Горян к Маре подошёл и в руки её ручки взял.

— А поцелуй, Горянушка!

— А ничего что муж здесь? — Кощей всё не унимается.

— Ах да, тут же муж, — Мара усмехается. — Ну Горянушке то можно?