– Ямщики!

– Пошто собрались?

– Поразмяться вышли, ноги затекли.

Сержант исчез в избе. А если бы он вышел во двор или закоулок, да с фонарем, увидел бы он таких же, как и сам, сержантов и таких же, как его, гвардейцев. И даже тюремного пристава нашел бы среди незваных ночных гостей. Разница та, что эти сержанты и гвардейцы были более подвижны и расторопны, более веселы и дружны между собою, чем Боголюбов и команда его, и то еще, что вооружены они были не по форме, а кто как попало. Самое же главное - цель их приезда сюда была совершенно другая, чем у нижегородского сержанта. Тот, словно пес, напыжился над колодником, готовый при всяком его движении наброситься на него и загрызть. Совсем другое сидело в голове у этих. Они думали о том, как бы им освободить Софрона, а вместо него обрядить в кандалы нижегородского сержанта.

"Тюремный пристав" командовал:

– Масейка с Назаркой, отойдите поодаль, вон туда, к амбару! Не пускайте в заулок. Евстифеев и Климов, айда со мной в избу! Стойте остальные у крыльца! Ты, Сыч, стереги лошадей. Греческий филозоф Пифагор сказал: "У друзей должно быть все общее, а дружба есть равенство"... Избегайте поспешности, дабы не ошибиться. Нам некуда торопиться, у нас есть время и сила. Все убытки свои мы возместить успеем. Чесалов с Филаткой, где вы? Да ямщиков кто-нито пускай разбудит. Я выманю начальника на крыльцо, а вы с ним обнимитесь... Идем.

"Тюремный пристав" влез на ступеньку, тихо постучал в дверь.

– Кто там?
– грубо окликнули из-за двери.

– Тюремный пристав Клюшников.

Дверь дрогнула, заскрипел засов.

– Начальника скорее!

Высунув голову в дверь, гвардеец прошептал:

– Спят...

– Буди! Скорее! Тюремный пристав из Нижнего приехал.

Послышалась возня в избе, тяжелые шаги, ругань. На крыльцо вышел Боголюбов.

– Кто ты есть, что рвешься ночью?

– Из посада прислан. С гвардейцами пришел. Разбойников ловим. На пути они сидят...

– Много вас?

– Десять.

– Начальник где?

– Недужится ему. Лежит в санях... просит вас...

– Однако ж... надо одеться.

– Одевайтесь.

Сержант ушел в избу, а через некоторое время снова вышел, захватил с собой саблю.

Но... недалеко он отошел от крыльца. "Тюремный пристав" его остановил.

– Солдаты!
– крикнул он.
– "Слово и дело!"

Из темноты выскочили "гвардейцы". Набросились на дылду-сержанта, повалили его, не успел он ахнуть, и стали вязать.

– Приказано тебя в кандалах вернуть в Нижний, в Духовный приказ. Из Питербурха указ получен. Строгий.

Связанного сержанта поволокли во двор. Положили его там на солому. Около него оставили двух караульных.

– Солдаты!
– кричал в сенях "тюремный пристав" так, что сержант все слышал.
– Колодника Софрона Андреева приказ мой, по повелению его величества государя императора, из железа вынуть... а ваше начальство нами связано будет, заковано и отвезено в Нижний... и подвергнуто нещадной пытке святым огненным калением.

– Так им, иродам, и надо!
– одобрил чей-то сочный голос.

Слушал сержант, и как ему ни было больно после вязания его дюжими "гвардейцами" и как ни тяжело ему было вдруг лишиться свободы, однако его охватило страшное любопытство: что же за начальник такой вдруг объявился ночью, привел гвардейцев на постоялый двор, разбудил его, именем царя шутовки освобождает колодника, а его, сержанта, дворянина чистых кровей, верностью престолу отмеченного, кует в кандалы и отправляет обратно в Нижний, да еще в Духовный приказ? "А может быть, власть изменилась, раскольники захватили город и распоряжаются гвардией?" Сержант Боголюбов никогда не доверял солдатам, в его глазах они мало отличались от разбойников. И мужикам он не доверял, и купцам, и монахам. "Только на дворянство по-настоящему может опираться царь". Это известно. А тут дворянина же арестовывают и куют в кандалы? Явное дело, в государстве произошло какое-то изменение... Тем паче - атамана разбойников, прославленного своими зверствами над дворянами, да и раскольщика, притом же, на волю отпускают. И кто же? Сами же гвардейцы, царевы же слуги, защитники престола и дворян... Что такое?!

Пока чистокровный дворянин размышлял о непонятности неожиданного превращения его из офицера в колодника, "тюремный пристав" продолжал действовать. При свете фонаря расковывали солдаты под его покрикивания Софрона. Да и сам колодник весьма помог этому, ибо зело опытен был он в отмыкании кандальных затворов.

– Теперь отдайте нам ваше оружие, - сказал новоявленный командир удивленным конвоирам колодника.
– Ваш начальник уже сложил его. Вот его сабля...

"Тюремный пристав" показал саблю Боголюбова. Солдаты подчинились. Софрон взял у них одно из ружей. "Тюремный пристав" заговорил торжественно:

– Вас мы отпускаем на волю. Не служите больше царю... Не надо. Места у нас на Руси много, а привалиться бедняку негде. В тесноте люди живут, а простору кругом - что хошь...

Софрон дернул "тюремного пристава" за рукав:

– Будет. Идем! Надо дело доделывать!

Утром муромцы были разбужены тревожным набатом. Из дома в дом пошла весть: ночью разбойники напали на постоялый двор, опасного колодника освободили, связали и неизвестно куда увезли офицера, конвой разогнали, обезоружив. Ямщики с ними заодно, тоже скрылись. Ловко обстряпано дельце!