Шрифт:
— Ясно, хотела.
Лаури откинул волосы у нее со лба, пригладил ладонью. Посмотрел на нее так, словно она не рядом, а где-то далеко. Помолчал минуту, спросил:
— Может, это мой малыш, а?
Губы ее дрогнули от неожиданности.
— Нет.
— Похож он на Ревира?
— Больше на меня.
— Я когда-то знал Ревира, — сказал Лаури. — Я тебе об этом не рассказывал, но мои родители были вроде твоих, только отец сам нанимался батрачить. Переходил с фермы на ферму, и отовсюду его выгоняли. Под конец он сбежал, а нас бросил, и мать отвезла нас, ребят, к своей матери. Мне тогда было четырнадцать. Одно время отец работал у Ревира… Я тебе раньше не говорил.
— А я думала…
— Мы с тобой одной породы, только я поездил по свету, старался кое-что понять и даже нарвался на пулю, а ты осела на одном месте и получила все, чего хотела. И цветы у тебя очень славные, лапочка, — Лаури поцеловал ее. — Просто сказать не могу, как они мне нравятся. И дом нравится. Если бы мне раньше не сказали, чей это дом…
— Лаури, а я думала… я думала, твои родные…
— Просто подонки, лапочка, самая последняя голытьба.
— Да ведь у тебя машина была хорошая и денег вдоволь…
— Я помогал одному типу возить контрабандой виски. Родных тогда уже никого не осталось.
— Ты возил виски? Вот оно что! — Клара не сдержалась, в голосе ее прозвучало удивление и разочарование.
— Потом я это бросил, затеял одно дело в Мексике. У меня было несколько тысяч долларов, я их взял у того мерзавца, на которого работал, и затеял одно дело… настоящее дело… и ничего не вышло. Слишком я мало знал. Вот тогда я ее встретил…
— Жену свою.
— Она вроде как бродяжничала, но все-таки она еще и учительница, могла сказать — вот, есть у меня занятие. Родные все подсылали к ней разных людей, хотели вернуть ее домой — она тогда жила со мной, может, и замуж за меня вышла им назло, чтоб отстали. Она мне говорила, что я только сам себя обманываю, жизнь у меня дурацкая: гоняю по свету, а ни к чему не пришел… Она права, конечно, ну и к черту.
— Ничего она не права…
— К черту.
— Ты сказал, в тебя стреляли?
— Ничего страшного, вот тут ногу прострелили.
Клара тронула его ногу выше колена.
— Зажило?
— Теперь уже зажило.
— А очень больно было?
— Не знаю…
— Ох, господи, Лаури…
— Что такое?
— Ты был на войне, и всякое такое, тебя ранило… а я ничего не знала…
— Мало ли народу ранило. В людей и сейчас стреляют, в эту самую минуту. Или бомбят, в куски разносят — еще того лучше. Не желаю об этом говорить.
— Ты лежал в больнице?
Губы Лаури дернулись, будто ему надо было отведать какой-то гадости, и Клара не стала добиваться ответа. Он молчал. Она не рассердилась. Спросила:
— Удивился ты, когда узнал про меня?
— Нет. Хотя, пожалуй, удивился.
— А что ты думал?
— Думал, ты уже уехала отсюда. Или, может, вышла замуж.
— Я все равно что замужем.
— Ну, не совсем.
— У меня ребенок.
— Ревир не живет с тобой под одной крышей, лапочка. Часто он приезжает?
— Как сможет.
— У него сейчас дел невпроворот. Как ты думаешь, сколько он и его родные зарабатывают на войне?
— Ничего я не знаю. Он про это не говорит.
— Я слыхал, он наживается на войне. Почему бы и нет? Вся окрестная голытьба и разные простофили из самой что ни на есть глухомани, кого не отправили за океан помирать на фронте, — все сейчас надрываются на фабриках и зарабатывают прорву денег. Это им так кажется, что прорву. А твой приятель — пайщик в таких фирмах.
— Он никогда не говорит…
— А чего ради говорить? Когда он к тебе приходит, он все это выкидывает из головы. Но я узнал тебя первый, я привез тебя в эти места. Два года я думал о тебе. Я даже не думал о ней… о жене… думал только о тебе.
— Правда?
— Я все время о тебе думал. Думал — если вернусь и если меня выпустят…
— Как это?
— Ну, если я из всего выпутаюсь, прямиком еду сюда, забираю тебя, и мы куда-нибудь уедем. Даже если ты уже замужем, все равно заберу тебя и женюсь.
— Женишься на мне?
— Я вот что надумал: поеду в Канаду, в Британскую Колумбию. Там сейчас дают землю все равно что задаром. Тысячи акров. У меня есть немного денег, мы все бросим и уедем, заведем ферму, я опять научусь работать на земле…
— Лаури, ты спятил…
— Почему это я спятил?
— Не знаю, просто… я…
— Чего ты испугалась?
Клара оттолкнулась от него, встала. У нее застучали зубы; кажется, воздух — и тот сейчас разобьется вдребезги, как стеклянный.
— Не хочу я про это слушать, — сказала она. Закрыла глаза, медленно покачала головой. — Не говори мне ничего. Мне самой страшно, что я могу натворить. Разве можно менять?.. Один раз на заправочной станции я видела парня, он был похож на тебя…