Милонег захотел поцеловать ему край штанины, но правитель Киева оттолкнул юношу ногой. Гриди Святослава утащили наказанного. Он почти не сопротивлялся. Думал, что увидится с Настенькой — или во время порки, или накануне отъезда...

Добрые слова Святослава помогли матери-княгине: 5 июля встала она с постели, ела с аппетитом, говорила с отцом Григорием о возможности съездить в Псков, на могилы предков. Но 10 июля с ней случился новый удар, парализовавший её окончательно.

Еле шевеля языком, Ольга Бардовна сказала священнику:

— Исповедоваться... хочу...

— Полно, матушка, — отвечал ей Григорий. — Я уж все грехи много раз тебе отпускал.

— Об одном не знаешь...

— Скрыла от меня?

— Скрыла... да... Было мне в ту пору тридцать семь годков... Мы размолвились с сыном... Стал он править... Я уехала в Вышгород... Здесь меня навестил Свенельд... Он склонил опять... Проявила слабость... — женщина, устав, замолчала.

— Ничего, что ж теперь кручиниться? — успокоил её духовный отец. — Столько лет прошло!

— Погоди... — вновь заговорила княгиня. — Это не конец... Понесла я тогда от Свенельда...

— Господи! Неужто?

— А в положенный тому срок родила ребёночка... девочку...

У отца Григория побелели губы:

— Где ж она теперь?!

— Мы ея подбросили... к церкви Святой Софии... Ты и подобрал... и отдал купцу Иоанну...

— Свят, свят, свят! — осенил себя крестным знамением священник. — Кто бы знал, что Найдёнка — дочь твоя?!

— Дочь... моя...

— Стало быть, она вышла замуж за родного брата?!

— Да, по отцу за родного брата... — И княгиня Ольга забылась.

А священнослужитель, потрясённый, сидел, продолжая креститься.

Он соборовал умирающую — под молитву смазал священным елеем лоб её, щёки, губы, грудь и руки. В 5 утра 11 июля 969 года сердце Ольги остановилось.

В соответствии с волей вновь преставившейся, погребли её по христианскому обычаю. Приезжал Святослав, постоял над могилой матери и, ни слова не проронив, ускакал восвояси, в Киев. Утром 14 июля тридцатипятитысячное войско князя выступило в Болгарию.

«Князю Великого Новгорода Владимиру Святославлевичу Рюриковичу, сыну моему, и посаднику Великого Новгорода Добрыне Малевичу Нискиничу, шурину моему, многие лета.

Отправляясь в поход на дунайские земли, сообщаю вам о решении своём. Княжить посадил Прополка в Киеве, а Олега в Овруче. В Киеве тысяцким остался Мстислав Свенельдич, в Овруч я направил тысяцким Путяту Ушатича. Наказал княжить честно, справедливо, лишнего не брать, своего не упускать, распрей не иметь меж собой, приходить на помощь в случае нужды. Это же наказываю и вам.

А к сему сообщаю, что великая княгиня Ольга Бардовна опочила месяца червеня 11 дня в городе Вышгороде. Где и упокоена по её велению.

А к сему сообщаю, что послание ваше получил ещё осенью, да послать ответ было недосуг. Я благословляю брак сына моего Владимира с дочерью норвежского конунга Олафа Трюгвассона. Пусть поженятся, как сговорено, через восемь лет.

Ухожу щит прибить к воротам Царьграда. Или голову сложить посередь поля брани. Третьего не дано.

Руку к сему приложил князь Великого Киева и всех его земель Святослав Игоревич Рюрикович».

Этот пергамент привезли уже в августе — после интересных событий, происшедших на Купальские праздники. Дело было так.

Новгород готовился к самому весёлому, после Коляды и Масленицы, торжеству. Загодя собирали дягиль и перунику — священную траву, зашивали в края полотнища — русальского знамени — и традиционно благословляли Богомила быть во главе дружины русальцев. Он давал клятву: «Да погаснет очаг в моём доме, пусть поганые змеи и ящеры гнёзда в нём совьют, да не примет небо дым моего костра, если я нарушу священный обряд и обижу русалок». Поливали знамя специально заговорённой водой, а мужчинам-русальцам. отпостившимся девять дней, раздавали специальные посохи (тояги) с маленьким дуплом наверху — вкладывали туда ковыль — «вильскую траву». Наши предки называли русалок «вилами», или же «виолами», — представляя их нимфами полей, родников и зелёных рощ, орошающих нивы (орошать — роса — русалка — Рось — Русь), повышающих плодородие, заговаривающих болезни и предсказывающих судьбу.

Начиная русалью неделю, Соловей разливал из священной чары воду с чесноком, угощая членов своей дружины. Те себя украшали венками, прикрепляли к поясу колокольчики и под звуки музыки, развернув русальское знамя, начинали пляску-движение от дома к дому, от улицы к улице. Все подхватывали их песни, начинали вместе с ними плясать в совершенно невероятном ритме — до изнеможения и до полной прострации, падая прямо на мостовую. Богомил с помошником-причтой нёс впереди процессии чучело коня с настоящим конским черепом на шесте. Праздник заканчивался тем, что русальцы, обойдя по кругу весь город, возвращались в исходную точку, где тоягами разбивали глиняный кувшин, брызгая во все стороны душистым отваром — из священных трав.