— Ладно, хорошо. Можешь быть свободен. Поезжай назад, сосчитай, сколько их всего. А потом доложишь.

— Слушаю, светлейший! — Он опять стукнул головой о ковёр и, скрипя кожаными штанами, вышел.

Хан достал платок, вытер пальцы и губы. Лишь затем соблаговолил распорядиться:

— Поднимай армию, Асфар. Встретим киевлян как положено. Ни одна живая душа не должна пройти. Я припомню князю всех загубленных печенегов, и особенно — близких мне людей.

Если б можно было обернуться коршуном и взглянуть с высоты птичьего полёта на днепровскую степь, мы б увидели следующую картину: с севера, по студёной воде, движутся последние льдины, бьются о пороги, застревают, ломаются, исчезают в пене; бесконечно кипит вода у камней, крупных, как слоны, — хочет сдвинуть с места, но не в силах; степь черна — снег уже растаял, но ещё не выросло ни единой травинки, и земля — мокрая, холодная, как наступишь — чавкает. Возле Неясыти — самого коварного из порогов — лагерь печенегов; из палаток выбегают стрелки, строятся в колонны, всадники седлают коней; а навстречу им, с южной стороны, продвигается войско во главе со Свенельдом и Вовком; на ветру треплются знамёна, красным цветом полыхают щиты. Мало людей у русских — раза в три, наверное, меньше, чем у хана; разве это армия? — небольшой отряд; разобьётся он с юга о противника, словно лёд о пороги с севера; мало сил, слишком мало сил!.. День пути от Белобережья до Неясыти. К вечеру расстояние между гой и другой стороной превратилось в одну версту. Русские стали лагерем. Выставили дозоры. Собрались ночевать в степи и стрелки Асфара. Неожиданно доложили: киевляне хотят переговоров. Тысяцкий ответил: хорошо, буду ждать одного посыльного у себя в шатре.

Вскоре перед ним появился Вовк — боевая амуниция в полном комплекте: шлем, кольчуга, меч на поясе.

— Меч с него снимите, — приказал Асфар. — Слушаю тебя, русич, — обратился он к нему через толмача. — С чем ко мне пожаловал?

Тот ему ответил:

— Просим передать хану Куре: с ним желает встретиться воевода Свенельд.

— Для чего?

— Выдать наши замыслы.

— Очень любопытно. И не слишком правдоподобно.

— Тем не менее это так. У Свенельда счёты с князем. Он ему не друг.

— Ой ли? Ведь Свенельд — двоюродный дядя Святослава.

— Князь забрал у него Древлянскую землю. А теперь бросил на прорыв — стало быть, на верную смерть. Тут уже не до нежных чувств.

— Это верно... Что ж, останься в моём шатре. Я поеду к хану. Возвращусь — расскажу о его решении.

И Кирей согласился говорить с варягом.

Встретились в шатре у Асфара. Старый Клерконич нервничал, теребил подушку, на которой сидел, опирался то на правую, то на левую руку. Хан смотрел на него спокойно, чуть ли не задрёмывал временами. Полностью открыв планы князя, Ольгин двоюродный брат сказал:

— Пропусти нас без боя. Мы разоружимся, бросим луки и стрелы, копья и мечи и не сможем напасть на вас. А тебе достанется Святослав.

— Он и так достанется мне, — бросил хан насмешливо.

— Но какой ценой? А в моём варианте — ты и силы сохранишь, и достигнешь желаемого.

— Как могу быть уверен, что твои слова — не военная хитрость?

— Поручи Асфару осмотреть наше войско. Он поймёт: князя с нами нет. Прикажи разведчикам наблюдать за Белобережьем: завтра Святослав двинется по левому берегу.

— Что ж, разумно. Так и сделаем. Если всё окажется правдой, я пойду на твои условия. Ты мне ни к чему. Остальные — тоже. Мне нужна голова Святослава. Это главное.

В это время Святослав сидел у себя в палате вместе с Милонегом, ожидая прихода писаря. Объяснил намерения:

— Напишу последнее слово сыновьям. Пусть прочту!, если я погибну.

— Не послушают, княже, — усомнился Савва. — Слишком своенравны.

— Не послушают старшие — может быть, Владимиру пригодится...

И затем, расхаживая взад-вперёд вдоль стола, начал диктовать:

«Сыновья мои милые, добрые наследники! Вы получите эту грамоту, коли боги унесут мою душу на небеса. Посему знайте, дорогие: зла на вас, Ярополче и Олеже, боле не держу. Верю, если бы могли — оказали бы помощь. За еду — спасибо, ибо помогла продержаться лишний месяц.

Ваш отец смело смотрит смерти в глаза. А придётся умереть — встречу своё последнее мгновение честно, как положено воину, в рукопашной схватке, не склонив головы. И последней мыслью моей будет лишь одна — дума о Руси. За неё, за матушку, я сражался во всех походах. Я хотел, чтоб владения наши простирались от Балтии до Босфора, от Карпат до Урала. Получилось не всё. Не хватило сил. Ну а то, что мне удалось, отдаю вам в наследство. Берегите Русь. Не дробите её на вотчины, не воюйте друг с другом, помните: Русь у нас одна, и беречь её завещаю вам, как зеницу ока.

Ярополче! Ты мой старший сын. Будь благоразумен. Сохраняй твёрдость духа и не слушай, коли станут науськивать тебя на Олега со Владимиром. Воздержись от лихих решений, думай о земле наших предков. Настеньку люби: я встречался с её отцом, Иоанном Цимисхием, отправляю его послание дочери вместе со своим. Будьте счастливы и рожайте детей поболее, воспитайте их мудрыми князьями, чтобы были они достойны править на Руси.

Средний сын Олеже! Управляй древлянами честно. Помни грустный опыт деда — что бывает, если перегнуть палку. С Ярополком не ссорься, но Клерконичам землю не отдавай, Овруч — наш. Я желаю тебе жениться на доброй девушке из хорошей семьи и растить наследников как положено. Пусть не посрамят рода Рюрика!