Во второй половине 1944 г. через покаяние возвратились приходы Краснодарской епархии вместе с обновленческим архиепископом Владимиром Ивановым, сразу же принявшим монашеский постриг с именем Флавиан. 25 декабря он был возведен в епископа Краснодарского, сменив на кафедре архиепископа Фотия (Тапиро), которого планировалось перевести еще ранее [562] . Большинство обновленческих приходов СССР теперь было сконцентрировано на Ставрополье.

В начале 1945 г. по благословению патриарха Алексия I (Симанского), Ставропольский архиепископ Антоний начал работу по непосредственному приведению к покаянию ставропольских обновленческих священнослужителей [563] . Он регулярно посещал обновленческого митрополита В.И. Кожина, проживавшего на углу улиц Спартака – Розы Люксембург в г. Ставрополе и убеждал его принести покаяние [564] . Пытались оказывать на него влияние и некоторые бывшие обновленцы, вернувшиеся в Патриаршую Церковь. Например, бывший обновленческий Первоиерарх архиепископ Виталий (Введенский) вступил с ним в переписку, уговаривая последовать его примеру. Кожин в ответном письме сообщил, что считает истинной ту церковную организацию, которая поддерживается государством и попросил о ходатайстве [565] .

«Митрополит Василий» тогда служил в Успенском храме г. Ставрополя, так как Андреевский собор еще в 1944 г. был передан в ведение Патриаршей Церкви. Согласно архивным данным, кроме Успенского храма, к февралю 1945 г. на Ставрополье обновленцам принадлежали еще храмы и молитвенные дома в г. Георгиевске, ст. Беломечетской и с. Дмитриевка [566] , Ильинский храм в г. Дзауджикау и Михаило-Архангельский храм в г. Грозном.

Вызывает определенные сложности вопрос о времени возвращения через покаяние Василия Кожина в юрисдикцию Патриаршей Церкви. Из документов Совета по делам Русской Православной Церкви видно, что уже 19 января 1945 г. В.И. Кожин написал в патриархию покаянное письмо с просьбой

0 принятии в Патриаршую Церковь, в котором он обосновывал свое уклонение в раскол пользой для Православной Церкви и возвращение – устареванием обновленчества. Письмо сопровождалось прошением о принятии в сущем сане, в связи с участием в его архиерейской хиротонии четырех епископов старого поставления и разводе с супругой в соответствии с требованиями канонических норм [567] . Официальное принятие Василия Кожина в сане протоиерея состоялось 1 февраля 1945 г. [568]

По сообщению уполномоченного Н.А. Чудина, покаяние В.И. Кожина было неискренним. С его слов, Василий Кожин высказывался, что пошел на воссоединение рады выгод советской власти, не отрекаясь от постановлений обновленческого собора 1923 г., называя его равнозначным с Поместным собором 1945 г. [569] Вероятно, Н.А. Чудин хотел представить сложившуюся обстановку как результат своей работы по прекращению деятельности обновленческой церкви и созданию лояльной прослойки духовенства, в которых была заинтересована государственная власть, для использования в качестве оппозиции архиепископу Антонию (Романовскому).

В феврале 1945 г. уполномоченному Совета по делам религиозных культов было указано о необходимости согласования с Советом всех регистраций религиозных общин, не имеющих Всесоюзных центров [570] . Таким путем Совет хотел предотвратить потенциальную возможность некоторых обновленческих авантюристов, стремившихся перейти из подчинения Совету по делам Русской Православной Церкви в Совет по делам религиозных культов, зарегистрировать акефальные обновленческие приходы.

Уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви и Совета по делам религиозных культов в Ставропольском крае Чудину и Булатову было указано пресекать любую деятельность не только незарегистрированных религиозных организаций, но и общин и священнослужителей, не получивших регистрацию. Тем самым была фактически уничтожена возможность совершения богослужений обновленцами начиная с весны 1945 г., т. е. после перехода последнего обновленческого храма в Патриаршую Церковь.

Еще с 1944 г. при регистрации прихода необходимо было заключение типового договора и составление инвентарной описи имущества, на которых должна была присутствовать подпись архиепископа Антония (Романовского), как управляющего «всеми церквами Кавказа и Закавказья». Это положение лишало обновленцев возможности зарегистрировать новые приходы, особенно учитывая, что с 1943 по 1949 гг. в Ставропольском крае не было открыто ни одного храма [571] .

Уполномоченный Совета по делам РПЦ в Северной Осетии придерживался иной точки зрения. До 1945 г. в республике храмы не открывались. Действовал единственный православный храм обновленческой юрисдикции – Ильинский в г. Дзауджикау (Орджоникидзе). В декабре 1943 г. – январе 1944 г. верующие начали добиваться открытия в г. Орджоникидзе канонического Покровского храма, но получили отказ в связи с наличием действующего храма в городе, а также его высокой посещаемостью (600-1000 человек) [572] . Можно предположить, что местные органы власти попросту боялись появления в Северной Осетии канонического духовенства, занимавшего менее лояльную позицию по сравнению с обновленцами и с меньшей охотой идущего на нарушения канонических норм по указанию гражданской власти.

К 1945 г. отношение местных органов советской власти Северной Осетии и уполномоченного по делам Русской Церкви начало постепенно меняться. Были вынесены заключения о возможности открытия канонических храмов в ст. Вознесенской, ст. Ардонской, ст. Змейской [573] , т. е. в местах проживания преимущественно славяноязычного населения. Это говорит о сохранении более радикальной религиозной политики по отношению к осетинскому населению. Также в Пригородном районе республики был сделан запрос уполномоченного по делам религиозных культов о наличии закрытых и открытых незарегистрированных храмов и молитвенных домов [574] , чем заведомо пресекалась возможность совершения обновленческих богослужений.