Шрифт:
для Давуда-пророка он – [мягок, как] воск и послушен.
Для тебя гора – крайне увесиста и бездушна (букв.: минерал),
[но] певец она для Давуда, она – учитель.
Для тебя тот щебень – молчалив,
для Ахмада [= Мухаммада] он – красноречив и набожен.
Для тебя колонна мечети – мертва,
для Ахмада она – влюблённая, потерявшая сердце.
860 Все части это мира для простолюдина
мертвы, а для Бога они – знающи и послушны [Его повелениям].
Что касается твоих слов – «В этом здании и дворце
нет никого, зачем ты бьёшь в свой барабан?» —
[я отвечу, что] ради Истинного [верующие] люди золото отдают,
сотни благотворительных заведений и мечетей основывают.
Собственностью и жизнью (букв.: телом) на пути в далёкий хаджж
они охотно рискуют, как опьянённые влюблённые.
Когда-нибудь говорят они, что тот Дом [= Ка‘ба] пуст?
Нет, [они знают, что] Хозяин Дома – это скрывающаяся Душа.
865 Заполненным всегда увидит Дворец Друга
тот, кто Светом Бога озарён.
Много дворцов, заполненных сборищами и толпами [людей],
в глазах того, кто видит Грядущее, стоят пустыми.
Кого хочешь ты в [духовной] Ка‘бе ищи,
вдруг возникнет вмиг он перед [твоим] лицом.
Как в форме [совершенного человека], что великолепна и возвышенна,
может [когда-нибудь] Дома Аллаха не быть?
Он [всегда] присутствует [там], свободный от засовов,
[тогда как] остальные люди [находятся там лишь] ради нужд.
870 Когда-нибудь говорят они [= паломники]: «Лаббайки [67]
почему же мы произносим без всякого призыва?»
Напротив, Божья помощь, которую лаббайка вызывает, —
есть[, поистине,] ежемоментный призыв от Единого [Бога].
Я по запаху знаю [= чую], что этот замок-дворец
оказался пиром для души, а пыль от него – эликсиром.
Медью своею, тонами высокими и низкими,
вечно буду я бить по его эликсиру,
67
Лаббайка (????, араб., – ‘Я, откликнувшись, пред Тобой’) – фраза, произносимая паломниками в определённые моменты хаджжа. Кроме того, она используется в качестве шутливого ответа на чей-то призыв, приблизительно соответствуя русскому «Слушаюсь и повинуюсь». Николсон понял и перевёл этот и следующий бейт несколько иначе: «Do they [the pilgrims] ever say, ‘We are crying Labbayka without [receiving] any response. Pray, why [is this]’? Nay, the Divine blessing which causes [their cries of] Labbayka is [in truth] a response [coming] from the One [God] at every moment». См.: [Nicholson. Mathnawi. Р. 306].
чтобы взбурлили от таких сахурных ударов,
моря [Божьей милости], рассеивая жемчуга и дары.
875 Люди в боевом строю и в сражениях
жизнью рискуют ради Зиждителя:
один – в испытании, как Аййуб [= Иов] [68] ,
другой – в терпении, как Йа‘куб [= Иаков].
Сотни тысяч людей, испытывая жажду и нужду,
как-то стараются ради Истинного, желая [угодить ему].
Я тоже ради Господа Прощающего
с надеждой на Него отбиваю у ворот сахурный призыв».
68
Аййуб – библейский Иов, пророк, которого Бог подверг страшным испытаниям, в том числе проказой и ранами, в которых селились черви. В Коране он упоминается дважды, однако постигшие его бедствия описаны очень кратко [Коран, 21: 83–84; 38: 41–44].
[***]
[Если] покупателя ты захочешь, чтобы золото от него получить,
то как может быть покупатель лучше Истинного, о сердце?
880 Покупая из твоего имущества грязную сумку,
Он даёт [взамен] Сокровенный свет, заимствующий [своё сияние от Него].
Забирая этот [тающий] лёд тела бренного,
Он даёт Царство за пределами нашего воображения [69] .
Забирая несколько капель слёз,
69
По мнению Фурузанфара, это полустишие сопоставимо с хадисом, приведённым в связи с б. 3406 в третьем дафтаре. См.: [Фурузанфар. Ахадис. С. 195; Дафтар 3, примеч. к б. 3406].
Он даёт [источник] Каусар такой, что сахар позавидует [его сладости].
Забирая вздохи, полные меланхолии и горечи (букв.: дыма),
Он даёт за каждый вздох сотню доходных чинов.
Из-за ветра вздохов, что облако слёз нагнал,
Халила [= Авраама] Вздыхающим/Сострадательным [70] Он прозвал.
885 Живей же на этом оживлённом бесподобном базаре
лохмотья свои продай и подлинное Царство приобрети!
Если же на тебя какое-то сомнение и колебание нападёт,
70
См.: [Коран, 9: 115; 11: 77].
то на [духовных] торговцев-пророков положись,
настолько возвысил Шахиншах их судьбу,
что не сможет ни одна гора понести их товар.
Рассказ о том, как из-за любви к [Мухаммаду] Мустафе, мир ему, в Хиджазе в предполуденный зной Билал повторял «Единственный, Единственный!» при том, что его хозяин из-за иудейского фанатизма порол его веткой с шипами на хиджазском солнцепёке, а от полученных ран из тела Билала хлестала кровь. «Единственный, Единственный!» вырывалось у него непреднамеренно, как у иных больных непреднамеренно вырываются стоны, поскольку он был [настолько] переполнен болью любви, что заботе об избавлении от боли, приносимой шипами, [в его сердце] было уже не войти. То же самое происходило с колдунами Фир‘ауна, Джирджиса и с прочими, коих не сосчитать и не перечесть