Прежде всего экономические причины. В первые послевоенные десятилетия главные европейские страны переживали экономический подъем, требовавший большой рабочей силы, а ее не хватало. Особенно в Германии, потерявшей на войне значительную часть трудоспособного мужского населения. Поэтому власти ФРГ по договоренности с правительством Турции стали завозить оттуда трудовых мигрантов (гастарбайтеров), которых обеспечивали жильем, трудоустраивали, платили хорошую (по турецким меркам) зарплату и гарантировали невиданный для Турции социальный пакет. Разумеется, желающих переехать в Германию было много, и турецкие гастарбайтеры (в основном турки и курды) стали массово переселяться туда. Они выполняли низкоквалифицированную работу и трудились на разных промышленных производствах, получая при этом меньшую зарплату, чем коренные немцы. Это устраивало крупный немецкий бизнес, который, эксплуатируя гастарбайтеров, извлекал сверхприбыли. Поэтому до поры «иммигрантский конвейер» набирал обороты. На окраинах немецких городов появились кварталы дешевого жилья (HLM), заселенные гастарбайтерами, которым разрешили завозить родственников с родины. Так возникли целые турецкие районы, потом превратившиеся в настоящие гетто, жившие по своим канонам. Когда к 1970-м годам западногерманский экономический бум заглох, эти гетто остались. В них была высокая рождаемость. К тому же запрета на въезд трудовых мигрантов в Германию не было, и они продолжали туда прибывать. Так на немецкой земле возникла многочисленная мусульманская община, живущая обособленно от остальной части немецкого общества.

Аналогичные процессы происходили и в других западноевропейских странах, куда после крушения колониальных империй хлынули потоки трудовых мигрантов. После распада Британской империи на Туманный Альбион устремились выходцы из Индии, Пакистана и Бангладеш. С распадом Французской колониальной империи часть жителей колоний, лояльных к метрополии, переехали из Индокитая и Северной Африки во Францию. Подавляющее большинство их получило французское гражданство, а их дети стали французскими гражданами по рождению. В период экономического подъема в 1960-х годах во Францию также въехало большое число жителей бывших колоний в качестве дешевой рабочей силы. Потом к ним добавились потомки переселенцев из стран Средиземноморья и Латинской Америки, не входивших во Французскую колониальную империю (не менее 700 тысяч человек). В итоге к 2005 году численность населения, имеющего корни в одной из этих иммиграционных волн, достигла 5 млн 300 тысяч человек, что составляло около 10 % населения Франции. В Бельгию и Нидерланды переселялись выходцы из Бельгийского Конго и бывших голландских колоний, а также жители Ближнего Востока и Африки. Это были те же гастарбайтеры – дешевая наемная рабочая сила. Как малоимущие, они селились в пригородных кварталах социального жилья, построенных в 1960-х годах. В результате эти кварталы приобрели вид «цветных пригородов» с заметным преобладанием арабо-берберского и африканского населения (в Англии это были в основном пакистанцы).

После окончания периода быстрого экономического роста и появления застойной безработицы кварталы HLM стали социально неблагополучными «мультикультурными» зонами, где более трети взрослого населения не имело работы. Притом что рождаемость в этих «зонах», походивших на гетто, была высокой, а качество жизни (образование, здравоохранение, соцобеспечение) – низким. Неолиберальные правительства во Франции и других странах, выполняя программы по сокращению государственных расходов в социальной сфере, закрыли во многих местах, заселенных мигрантами, муниципальные культурные, спортивные и образовательные центры для молодежи. А среди работодателей распространился скрытый расизм. Проведенные во Франции социологические исследования показали, что французу афро-арабского происхождения сложнее устроиться на работу, чем французу европейского происхождения. Всё это привело к усилению социальной напряженности и росту преступности в «цветных кварталах», которые со временем взяли под опеку идеологи радикальных исламистских течений и групп.

Так в самых общих чертах выглядела и к таким результатам привела экономическая миграция в Европу, начавшаяся после Второй мировой войны. Ее главными причинами были объективная потребность европейских стран в дешевой рабочей силе и заинтересованность в ней крупных промышленных компаний и работодателей, которые извлекали из низкооплачиваемого труда мигрантов сверхприбыли. Но после того как европейские страны вступили в постиндустриальную эпоху своего развития, потребность в гастарбайтерах стала падать. И тут новым стимулом для «цветной миграции» стали политические причины.

Победа СССР на гитлеровской Германией и создание альянса социалистических государств произвели огромное впечатление на европейские умы. В моде были идеи Маркса, Ленина, Троцкого, позднее – Мао Цзэдуна. Рабочий класс в капиталистических странах дружно голосовал за «свои» партии, которые называли себя коммунистическими, социалистическими, левыми. Социалисты пришли к власти во многих европейских странах и наряду с умеренно правыми партиями (христианскими демократами и др.) стали главной политической силой в Европе. Однако в 1970-х годах эпоха промышленного капитализма, основанного на добыче полезных ископаемых, их переработке и промышленном производстве, подошла к концу. Число индустриальных рабочих, голосовавших за коммунистов и социалистов, стало сокращаться. Это возымело серьезные политические последствия: левые партии стали терять своих избирателей, а их верхушка – разлагаться. Европейские социалисты и родственные им политические силы начали искать себе новую политическую почву. И ее нашли – в лице мигрантов, которые тогда уже в большом количестве заселили Западную Европу. Мысль левых была цинична и предельно проста: чем больше будет мигрантов и чем бoльшую поддержку мы им окажем, тем больше у нас будет голосов избирателей и шансов на власть. Значит, надо широко распахнуть мигрантам двери и создать им режим наибольшего благоприятствования. Эту идею потом поддержали разного рода европейские либералы – и развернулся политически мотивированный процесс заселения Европы выходцами из Азии и Африки. Какие последствия он будет иметь для судеб целых стран и народов, этих людей не тревожило. Они решали проблему власти, поэтому их волновала судьба мигрантов.

Вот что рассказал об эволюции левых партий председатель фламандской партии Vlaams Belang [133] Том ван Грикен: «Дети «старых социалистов» превратились в буржуазную богему, которая распивала шампанское в ресторанах, лакомилась черной икрой и рассуждала о мировой революции в духе Троцкого. Они совершенно потеряли связь с действительностью и со своими избирателями. Рабочий класс и фермеры также утратили доверие к социалистам и стали голосовать за правые партии. Возникла проблема. Для сохранения власти понадобились новые избиратели. Вот тогда европейские социалисты сделали ставку на мигрантов. Они не только подлизывались к ним, обещая полную поддержку государства, но и на деле стали поощрять массовую миграцию в страну. В Бельгии был принят закон: любой человек, даже не знающий местного языка, но проживший в стране три года (пусть и нелегально!), имеет право голоса. Это немыслимо, но это сработало! Арабы в мусульманских коммунах шли голосовать, не зная ни слова на местных языках, но с бумажкой в руке с написанным именем» [134] .

Выгоду этого процесса быстро поняли в Саудовской Аравии и других исламских странах и по своим причинам (мы их еще назовем) стали выталкивать мусульманскую молодежь в Европу. Главным пунктом приложения сил стала Бельгия, точнее сказать, ее южная часть – франкоязычная Валлония и столица Брюссель. Выбор был сделан в силу географического положения этой страны и особого положения там мусульман. В 1960-х годах в Валлонии процветали традиционные отрасли экономики – добыча угля и черная металлургия. Неплохо жившие валлонцы не хотели браться за тяжелую или грязную работу, и для нее правительство Бельгии завезло из Турции и Марокко десятки тысяч гастарбайтеров. Турки обосновались очень компактно и как-то вписались в новую бытовую среду, не вынося свои конфликты за пределы общины. С марокканцами оказалось сложнее. Получив разрешение на ввоз родственников, они перевезли со своей родины целые деревни и малые города, превратив места своего проживания в Бельгии в густонаселенные гетто. Их жители сохранили свои семейные узы и соседские связи, религию и связанный с ней устои быта, не обращая внимания на тот факт, что они уже живут в другой стране.

Таким образом, к середине 1970-х годов в Бельгии был создан плацдарм для приема новых мусульман. И когда к этому возник интерес у бельгийских левых политических сил, массовая миграция развернулась, а с нею начался процесс демографической и политической исламизации Европы. Он пришелся на время правления короля Бодуэна I [135] . Король бельгийцев и правительство Бельгии подписали важные нефтяные контракты с Саудовской Аравией, в обмен на которые страна широко распахнула двери для миграции с Ближнего Востока и других мусульманских стран, создав для мигрантов наилучшие условия жизни. Им разрешили привозить своих родственников хоть до седьмого колена, соблюдать свою религию, семейные традиции и устои быта. В Бельгию из Саудовской Аравии стали присылать имамов ваххабитского толка, а Бельгийское государство взяло на себя частичное финансирование исламских культурных, образовательных и религиозных учреждений [136] , хотя официально в Бельгии религия отделена от государства. В Брюсселе была открыта первая в современной Европе соборная мечеть [137] .