Шрифт:
Все последние три месяца Кастор только и мечтал, что сослужить монсеньору какую-нибудь такую службу, чтобы после осмелиться попросить его отозвать свой подарок, как сам монсеньор именовал сие путешествие, и разрешить Кастору вернуться в столицу, за стены монастыря Святого бедняка — Апостола Марка, самого достопочтенного из всего пантеона Альмирских святых.
Несмотря на то, что кровь в Касторе текла зерейская, в Создателя сур верил искренне, как и в его Дар, он давно уже отринул многообразие верований своей родной земли. Глубоко в душе, он считал поклонение тотемным животным и духам дикостью и единственное о чем мечтал, что когда-нибудь Зерей примет истинную веру, веру в Создателя.
Кастор верил вопреки преступлениям, которые совершали Первосвященники, вопреки страшным деяниям инквизиции. И вера эта была вторым, после крови, что объединяло Кастора и Ориса, оба они были свято уверены, что лишь руки людей испачканы кровью невинных, сам же Дар Создателя и его Искра, чисты. Как говорил им монсеньор, главное — люди им нужно лишь заменить людей, в чьи нечистые руки попал и тогда они смогут изменить мир.
Одним из таких людей был Сальвар Капет, дальний родственник канувшего в болоте невезучего герцога из Правобережного Бурга, он же двоюродный брат аббата Капета из монастыря Святого Ястина, а еще, как оказалось, с некоторых пор и бургомистр славного города Бургань. Город то, если по правде был так себе, невзрачный городишко, еще до того, как в нём пропало озеро, а уж после…
Глядя в темноту обрыва, Кастор не удержался от молитвы, волосы у него зашевелились от суеверного ужаса, и как только он пришёл в себя тут же кинулся к достопочтенному бургомистру Сальвару Капету. Первоочередной целью он, конечно, видел отправить письмо монсеньору, сообщить ему все события как можно подробнее и получить разъяснения и, возможно, рекомендации как действовать в столь странных обстоятельствах, а лучше всего, твёрдое распоряжение немедленно убираться из этого городишки и двигаться вверх, на Край, в Решань, как и было оговорено ранее. И чем твёрже, тем лучше, даже под страхом страшной кары, тогда Кастор сможет ткнуть грамарда этим распоряжением в нос и с удовольствием поглядеть, как тот сконфузится.
Ох, видит Создатель, сие неправедное чувство так сильно грело душу Кастора, что он даже улыбался, но лишь до тех пор, пока не вошёл в дом бургомистра. Он даже плащ сбросить не успел, как трясущийся Сальвар с бегающими глазками, сунул ему в руки письмо с такой узнаваемой печатью — жёлтой звездой на красном воске. Разламывая печать, Кастор уже знал, что увидит совсем не то, на что надеялся.
Письмо он перечитал несколько раз. В раздумьях пообедал, причём в гордом одиночестве. Сальвар сославшись на мигрень, закрылся в своих покоях и ни разу его не потревожил, зато все три с половиной слуги были в полном его распоряжении. После обеда, Кастор продолжил думать, меряя шагами жарко натопленную гостиную бургомистра. Потом ненадолго очнулся и сходил в купальню, освежиться. Служанка Мелита с удовольствием подобрала ему пару вещей из гардероба Сальвара, сказав что тот всё равно их не носит. К тому моменту как солнце начало медленно клониться за Край, Кастор начал нервничать, и не сразу осознал, что причина тому отсутствие грамарда. Он было решил послать слугу, забрать вещи из конюшни, но передумал и, на всякий случай взяв слугу с собой, отправился сам.
В конюшне Кастор выяснил, что бездарь конюх грамарда не видел, но клятвенно заверил, что как увидит, всё передаст. Кастор, вернувшись в дом бургомистра, приуныл, письмо монсеньора не шло из головы, но принять единоличное решение сур не мог. Ему вообще тяжело давались решения, даже самые простые, но еще труднее было ослушаться и не исполнить волю роверена Святого Престола, от одной мысли об этом у Кастора сводило кишки. Спустя час он так себя накрутил, что полез в те самые бесполезные кармашки за травами от живота.
К ужину аппетит у него окончательно улетучился, сур скорчился в кресле у камина и смотрел на красивые языки пламени. Впервые за день из своих покоев спустился запуганный Сальвар и чуть ли не на носочках прокрался в соседнее кресло. Выглядел он больным и бледным. Кастор некоторое время собирался с духом, чтобы спросить у бургомистра, что же его так испугало, но так и не собрался. Его больше всего интересовало, имеет ли ужас на лице этого тщедушного человека отношение к делу, которое ему приказано исполнить. И исполнить безоговорочно успешно.
Кастор поправил себя — им приказано исполнить. И вот в этот самый момент в двери к бургомистру и постучался одарённый милсдарь грамард.
Орис нашёл Кастора в гостиной, тот будто птенец горла сидел в кресле, подтянув ноги к груди и положив голову на колени. В своих новеньких, богатых одеждах, выглядел белоплащник паршиво, спать видимо он так и не ложился. Грамард потёр меж собой сморщившиеся от воды ладони, а потом вытер их о штаны, те как будто вспотели, подошёл и сел в кресло напротив сура. Желудок Ориса урчал от голода, но он его игнорировал в угоду зуду иного рода.
— Я был не прав, — сказал Орис.
Кастор подвигал глазами, поднял брови и так же тихо ответил:
— Скажи это еще раз, и громче.
— Я был не прав, — громче сказал Орис и выпрямил спину, слова давались тяжелее чем он думал, будто кадык повернули в горле.
Кастор покачал головой, вытащил из-за пазухи письмо и протянул Орису. Потом, сбросив ноги, облегчённо откинулся на спинку кресла. Грамард, не привыкший тянуть кота за хвост, а сура за язык, вытащил лист с вензелями и быстро пробежал глазами идеально ровные строчки.