— А теперь, кадет, постарайся подъехать как можно ближе к той палатке, — скомандовал он. Открыв окно нараспашку, высунул в него руку и стал неопределенно шевелить пальцами в воздухе.

В последствии я узнал, что так Алекс «щупает» ауру.

Дело в том, что я был «прирожденный» эмпат, или латентный медиум — как назвала меня Антигона. Все изменения психологического климата я ощущал на себе: мне делалось тоскливо, стрёмно, муторно — и так далее по списку. В теории, попав в благоприятную психологическую зону, я должен был ощутить прилив сил, бодрость, эйфорию… Но такого со мной, увы, еще не случалось.

Шеф же таким полезным, но несколько хлопотным талантом не обладал. И научился «щупать». Как лозоходец. Только вместо лозы он использовал собственные руки.

— Очень плохо, — наконец сказал он. — Всё, ближе не подъезжай. Становись прямо здесь.

— Но здесь детская площадка…

— А ты видишь каких-то детей? Не беспокойся, — смягчился шеф. — Никто тебе худого слова не скажет.

Наверное, еще в машине я ощутил исходящее из палатки зло. По-другому я объяснить не могу: инстинктивно казалось, что в том месте, под белым куполом, произошло что-то такое, что уже почти невозможно исправить.

Заглушив мотор, я вытащил ключ, отстегнул ремень безопасности, но так и не решался толкнуть дверцу и выскочить наружу.

— Что, мон шер, не хочется? — спросил Алекс. Я кивнул. — Ничего, — он ободряюще похлопал меня по плечу. — Всё проходит. И это тоже пройдёт… Насквозь. Вынет душу, выморозит сердце, и сгинет. Расслабься.

— И получай удовольствие? — угрюмо откликнулся я.

А сам подумал: — зачем я здесь? Почему ввязался в эту совершенно дикую игру с призраками, духами и вот этими вот убийствами… Ведь майор Котов говорил, что это убийство?

— Просто ты устал, — сказал шеф. — Бессонная ночь. К тому же, ты получил двойную дозу суггестивного воздействия. Расслабься. Сделайся, как перо. Лёгкое, летучее и свободное. Пусть зло проходит сквозь тебя. Главное, чтобы не задерживалось внутри…

Впоследствии, шеф неоднократно пытался объяснить мне, как вести себя в таких специфических местах — чтобы облегчить их воздействие. Но каждый раз, внимательно его выслушав, я хоть убей не мог применить эти советы на практике. Хапал максимальную дозу, неделю валялся на диване и пил горстями антидепрессанты. Впрочем, со временем мне удалось сократить период ипохондрии до суток…

Алексу тоже доставалось. Но в нём, вместо депрессии, просыпалось стремление к кипучей деятельности.

В такие ночи он с особенным рвением водил экскурсии, не являясь до самого утра, а днём, расположившись на кухне, пил горькую и читал стихи.

Стихов он знал великое множество: если бы у меня была такая память, от рюкзака, набитого книгами, я бы давно избавился…

…К палатке нас пропустили беспрепятственно. Уж не знаю, кто пользовался большим авторитетом: мой шеф, или майор Котов, но препон нам чинить не стали. Даже прислушались: когда Алекс, отведя дежурного капитана в сторонку, объяснил, что стоять так близко к месту преступления не только бесполезно, а еще и очень вредно, тот послушно снял оцепление и отвёл охрану подальше.

— Ребята, конечно, не такие чувствительные, как ты, мон шер, но маяться, словно с жесточайшего похмелья, обязательно будут, — пояснил он на ходу.

Воздух внутри был белым. Он сгустился и сконцентрировался, став похожим на толстый синтепон. Дышать им было примерно так же.

В центре палатки была детская песочница. Обыкновенная песочница, каких много по дворам спальных районов. По зимнему времени в ней обычно возвышался сугроб, с воткнутой в него деревянной лопатой.

Здесь же снега не было и в помине. Песок был плотно утрамбован, а сверху лежала… Кукла?

Нет. К сожалению, не кукла. Просто тело девушки было настолько неподвижным, что казалось плоским. Его накрыли зелёной медицинской простынёй, оставив лишь белые маленькие ступни и голову с распущенными огненно-красными волосами.

Сочетание красных волос и зелёного савана делало её похожей на цветок розы — или это моё воображение пыталось отключиться от действительности, увести мысли в более безопасное русло…

— Что ты чувствуешь? — спросил шеф. Заложив руки глубоко в карманы пальто, он стоял на самом краю песочницы и смотрел на девушку.

— Какой козёл мог её убить?

— Нет, не то… Попытайся ассоциативно. Что первое пришло тебе в голову, когда ты увидел труп?

— Цветок розы, — слова вылетели прежде, чем я успел подумать.

— Так, хорошо. Что ещё?

— Шипы.

— Интересно.

Не наступая на песок, Алекс вытянул руку и приподнял тростью зелёное покрывало. Во рту стало горько и я сглотнул. То-то мне показалось, что лёгкая простынка как бы парит над телом, не касаясь его…