В сердцах сплюнул царь.

— Да не переживай ты так, государь наш батюшка, — буднично отмахнулся Петрархиус, — они ведь ягодки ни на нашем поле выросшие, им наши дворцы клетками золочеными кажутся. Пусть полетают. А то ведь и петь разучатся!

И маг помог царю водрузиться на трон.

— Давай-ка мы лучше вот о чем подумаем…

И разговор потек в правильном мужском направлении. В скорости к ним присоединились Антип и Самохвалыч, да еще с пяток разного чинного люда. Мозги зашевелились, поручения разлетелись, работа закипела. Все бы к делу, да вот в душе кошка иной раз шкребанет больно и обидно. Тайком ведь, не посоветовалась, не предупредила, сама решила, как отрезала. И любовь ей моя, что козе подстилка.

Дверь несмело приоткрылась, пропуская Азалию.

— Па, а где Лия с Генеей, ты их куда отправил?

— Да в самоволку отлучились сердешные.

— И что, — удивилась принцесса, — ты их до сих пор не поймал, в кандалы не заковал, в клетку не посадил и домой не вернул?

У Петрарха от столь образно-садисткой картинки возвращения любимых волосы на голове шевельнулись.

— Да некогда на них время тратить, — зло отреагировал царь, — как вернуться, так и ответ держать будут. Вот тут по полной и спросится.

— А, если не вернуться? Если их воин к себе уведет и заклятье положит?

— Ваше величество, — лисичкой в разговор ввернулся дворцовый маг, обращаясь к Азалии, — так они в предполагаемый стан врага с дипломатической миссией поехали. Но тока это государственная тайна! А вы бы лучше батюшке о своих победах поведали: и как ловко стреляете из военного пистолета, и как верхом ездите, и как в разведчиках самой неуловимой числитесь.

Макс с благодарностью посмотрел на друга, улыбнулся и с удовольствием переключился на дела семейные.

— Да, девочки, заварили вы кашу, — тяжело вздохнул Петрархиус своим невеселым мыслям. — И где же вас черти носят?

***

Укатанная дорога плавно перешла в тропинку, а вскоре и вообще потерялась в сплетении стелющихся трав. Под копытами наших лошадей иногда громко и водянисто чавкало, иногда гулко и каменисто постукивало. Но воин твердо придерживался одному ему ведомого направления.

Поднявшись на очередной холм, мы остановились перевести дух и полюбоваться очередным неласковым пейзажем. Дивный, болотный осот стелился вокруг, предвещая еще не один километр нашего пути. На самом горизонте, окутанные сизой дымкой проступили горы и похоже весьма солидные. А вот на полпути всего этого великолепия поднимался старый и могучий лес. Издалека он казался черным и от этого пугал и будоражил воображение.

К нему то и повел наш маленький отряд воин, велев идти за ним вслед. Все три солнца уже клонились к горизонту, когда мы подъехали к опушке леса, высматривая поляну для ночлега. Черный лес и вблизи оставался черным. Вечные сумерки и зловещая тишина были уделом путника, случайно оказавшегося под их сенью.

Воин не разрешил нам спешиваться, а уверенно повел в самую чащу. Притихшие, боязливо поглядывающие по сторонам, мы с Гинеей мужественно переносили все тяготы нелегкого пути. И вот, на открывшейся перед нами поляне, предстало завораживающее зрелище былой красоты и настоящего запустения, одиночества и отрешенности. Я с глупейшей улыбкой на усталой физиономии с умилением взирала на родную картинку из русской сказки. Бывший частокол, некогда плотной стеной окружавший терем, пьяно развалился по разные стороны и спокойно загнивал, обрастая мхом игрибами. На страже родного отечества остались лишь ворота, правда слегка покосившиеся и подпертые открытыми створками. Их украшали черепа животных, стрелы и другая домашняя утварь. А чуть дальше чернел старый терем в два этажа, с высоким крыльцом и остроносой крышей, как шапка, слегка сдвинутой набекрень. Первый этаж, оплетенный мхом и повителью, по окна врос в землю. А лестница пугала темными просветами, провалившихся ступенек.

— Да! Вкусы у Бабы-Яги от перемены места жительства не меняются. И это похвально! — Заметила я и смело ударила во входной колокол.

Спавшая на воротах черная птица открыла один глаз и с любопытством уставилась на нас. На высоком крыльце шевельнулась неясная тень.

— И кого это к нам принесло встречным ветром? — Пробубнил скрипучий голос.

— Ой, Бабулечка-Ягуличка, — затараторила я, скорой походкой направляясь к крыльцу. Мои спутники немного обалдели от столь фамильярного обращения к страшной колдуньи и местной достопримечательности. Как пригвожденные они застыли на месте, боясь пошевелиться. — Мы до тебя дошли, гостинцев принесли, в родственники не напрашиваемся, но от чайку бы не отказались.

— Цыть, неугомонная, — сверкнула очами старушенция, — стоять, где стоишь и молвить, когда спрашивать буду.

И я нелепо замерла на месте с поднятой ногой, уже готовой опуститься на первую ступеньку. А старуха шумно вдохнула воздух, пожевала его беззубым ртом, как бы пробуя на вкус.

— Фу ты, ну ты, ни как русским духом запахло? Аль земля-матушка весточку прислала? — И её серые глазища впились в меня как стальные иголки. — Мирбок, — перевела старуха взгляд на воина, — никак ты свою персону доставил к нам на поклонение?

Воин степенно слез с коня и с достоинством поклонился колдунье.

— Приветствую тебя, мудрая Ядва! Многие лета и многие мысли тебе.

— Здравствуйте, — пролепетала Генея, боязливо прячась за спину воина.

— Так значит святая троица в сборе. Видать, совсем плохи дела в здешнем мире?

С усилием преодолевая сопротивление, я поставила ногу на первую ступень. Скрипнув, она предательски сообщила всем о моем смелом поступке.

— К ней как к человеку, с чистой душой и открытым сердцем! А она тебе? Тьфу, — буркнула я. — Нет, чтобы в избу пригласить, чаем напоить…