– Да сейчас, сейчас, – пробурчал он. – Могли б и сами зайти, всё равно уже стук разбудил… за инструментами, что ли, вернулись? – барабан с лютней по-прежнему были на месте. Зевнув, Фауст подошёл ко входу в подвал.

– Если вы за инструментами на концерт, так я с вами пойду тогда, – доверительно сообщил он, потирая глаза и толкнув дверь. Со входа его едва не снесли – в тесную подвальную комнатку один за другим вошли несколько караульных. Последний захлопнул за собой дверь и встал в проходе.

– Вроде похож, – велел последний. – А ну пакуйте вместе со всеми пожитками.

– Эй! – возмутился Фауст, всё ещё плохо соображающий с утра. – Вы сюда по какому праву? А ну прекрати! – один из мужчин, совершенно не стесняясь, прошёл к его углу и принялся переворачивать матрас и покрывала в поисках личных вещей. Обнаружив в итоге свёрток с оставшимися склянками, дневником и одеждой, он взвалил его себе на плечи и повернулся к командиру, ожидая указаний.

– А вы чего стоите? – рявкнул старший. Фауста мигом обступили остальные дозорные, один из которых умелым движением заломил ему руки за спину, а второй принялся обвязывать их грубой верёвкой. Он стоял совершенно потерянный, не понимая, что вокруг происходит. Убедившись, что парень обездвижен, старший наконец отошёл от подвальной двери.

– Ну что, – угрожающе произнёс он, поигрывая рукоятью ножа на поясе, – расскажи-ка нам, мельник из Пестовки, как ты вчера показывал свои чудеса.

Фауст почувствовал облегчение. Ну конечно!

– Я всё понял, – улыбнулся он, – вы от церковников, да? Я не еретик, и не колдун. Посмотрите, – он попытался было сделать шаг к дозорному, держащему свёрток, но получил больной удар в лодыжку и тихо ойкнул, – это просто наука. Алхимия, если хотите. Я могу вам всё показать, у вас получится то же самое! В этом нет никаких… – его снова ударили, теперь в поясницу, и он, резко выдохнув, согнулся от острой боли в боку. – За что? – хрипло прошептал он.

– Алхимия, значит, деревенская, – прошипел старший. – Правду, что ли, сказали, что ты шпион маатанский?

– Я не… – начал было Фауст, но очередной удар, теперь уже по старому синяку под рёбрами, заставил его захрипеть. – Я не шпион, – едва слышно прошептал он.

– Откуда ты приехал, мельник? – мужчина протянул руку, и в его ладонь лёг мешок со склянками.

– …не важно, – пробормотал Фауст. – Я ничего грешного не делал. Отпустите. Сейчас хозяева придут.

– Ну-ка, гляньте, чего там, – командир вынул из свёртка его дневник и бросил одному из солдат. Тот полистал страницы и покачал головой.

– Не по-нашему. Не могу прочитать.

– Не-по нашему, значит, – бормотал старший, продолжая копаться в вещах. – Оп-па, а это у нас что? – он достал тонкую цепочку, на которой висел резной серебряный амулет с древесными ветвями. Он повернулся к Фаусту. – Не шпион, значит? – спокойно спросил командир, ткнув ему в лицо храмовый медальон.

Фауст осторожно выпрямился и глубоко вздохнул. Теперь терять уж точно было нечего.

– Вы совершаете большую ошибку, – сказал он так твёрдо, насколько позволяла невыносимая боль в боках, – если моя семья узнает о том, что вы…

– Если то, что нам про твою семью наплели – правда, то их на части порвут сразу, как только они посмеют сунуться к городским воротам, – отрезал командир. – Пусть с твоей судьбой князь разбирается, как доедет сюда наконец, а до тех пор в другом месте посидишь. Дайте книгу сюда. Вещи забираем с собой. А ну, пошли, раз-два!

Фауста снова пнули в спину, чтоб он шагнул вперёд, и потащили за верёвку прочь из подвала. Яркий свет с улицы слепил глаза, но даже сквозь него было видно толпу во дворе. Вот только народ не суетился по своим делам, а стоял прямо напротив подвальной двери, не спуская глаз с конвоя. Слева от лестницы стояла женская половина музыкантов. У Розмари были красные заплаканные глаза и опухшее после ночи лицо, а Анна обнимала её за плечи, гладила по волосам и провожала Фауста пристальным прищуренным взглядом. Командир отошёл от процессии, сказал что-то девушке и, поклонившись, передал ей тяжёлый кошель. Фауст только успел позвать её тихонечко, и тут же получил тяжёлый удар по затылку. Последнее, что он запомнил – как на его голову надели душный холщовый мешок, и он провалился в холодную темноту.

Под головой был холодный, чуть влажный камень. Руки больше не были связаны, но затёкшие ладони не могли пошевелиться от боли и усталости. Осторожно приподнявшись на локтях, Фауст рассеянно заморгал в попытках оглядеться – вокруг было темно, только из оконца под потолком пробивались лучи света. На правой ноге висела цепь, прикованная к стене.

Когда глаза наконец привыкли к темноте, он осторожно сел на полу и опёрся спиной на стену. Он был в маленькой, не больше пяти шагов в длину, подвальной комнатушке с каменными стенами и холодным неприветливым полом. Левее лежали доски, покрытые то ли плотной простынею, то ли побитым старым половиком – слишком тоскливая замена кровати. После встречи с дозорными ныло всё тело, особенно бока и поясница, и на лодыжке уже светился синяк. Привычной уже тёплой одежды не было – его в беспамятстве одели в потасканную серовато-бежевую льняную длинную рубаху, не оставив ни шерстяных штанов, ни сапог.

«Как я здесь оказался?» – запоздало подумал он, прикрыв глаза. – «Я помню, как меня ударили… после того, как я позвал…», – в памяти всплыл дозорный, передающий музыкантам мошну с деньгами. Фауст тихо заскулил и сжался в комок, обхватив руками колени. Ну какой же глупец! Княгиня ведь предупреждала тебя, дуралей! Но почём было знать, что девчонка, не сводящая с него влюблённых глаз, решит доложить о нём властям?..

Со стороны двери раздалась возня, лязг металла и скрип открывающихся заржавелых петель. В комнатушку, чуть прихрамывая, зашёл молодой паренёк лет двадцати на вид, в куртке дозорного и со связкой ключей на поясе. В руках он держал кружку и полную тарелку с несколькими кусками хлеба. Гость осторожно поставил посуду на пол посередине комнаты и отошёл обратно к двери, разглядывая Фауста.