– А это...
– кивнул Паша на плешивую голову Алексея.
– Выбрил, что ли? Так ведь заметно...

– А это, Павел Самуилович, это как раз свое. Родненькое! Раньше был паричок, а это свое, родненькое...

– Ну, ты даешь!

– Даю-даю, не без этого.

Лифт остановился, они пошли коридором.

– Кстати, Вы в курсе, кто такая Электра? Софокла читали? Ну, хоть на спектакль, может, ходили, на Штайновский? Женщина, которая любила своего отца. И никого больше. А я оказался - совершенная копия. Представляете: эдакое случайное совпадение.

Пройдя через небольшую приемную и с удовольствием собрав удивленные взоры секретарш, Алексей, сопровождающий помалкивающим Пашею, ворвался в кабинет и с места в карьер сел к компьютеру, включил его.

– Чего тут в мое отсутствие, интересно, понаворочали? Соскучился сил нет!

– Значит, все-таки, захомутал?
– уселся Паша за обширный собственный стол и побарабанил по столешнице пальцами.
– Давно ли? Вчера с концерта одна возвращалась.

– А вы все к ней на концерты ходите? Скука-то какая!.. Сегодня, - пожал плечами Алексей.
– С утра. Сейчас, небось, сидит дома, обед готовит, меня поджидает...

– Где - дома?
– мрачно осведомился Паша.
– У тебя дома?

– На конспиративной квартирке, - беззаботно отмахнулся Алексей.
– Но это, - гаерски прижал к губам указательный, - большой секрет.
– И тут же, углядев что-то важное на экране, посерьезнел.
– Что ж это Вы, Павел Самуилович? Все-таки завязались с Магнитогорском? Мы ж с Вами уславливались: Каленову дорогу не переходить. Я еще жить хочу! Или это Вы с его согласия?

– Слушай, ты, мать твою так!
– вскочил Паша из-за стола, в два прыжка оказался возле Алексея и, схватив того за грудки, буквально выдернул из-за компьютера.
– Пока еще твоей половины в деле нету, не смей давать мне советов! Не смей!!

Там, за нетолстой стеною, секретарши и делопроизводительницы с некоторой оторопью прислушивались к непривычным крикам, доносящимся из кабинета шефа.

– Ты Порошиной занимаешься - вот и пошел вон!
– и, распахнув кабинетную дверь, Паша пихнул в нее Алексея.

Оказавшись в коридоре, тот привалился к стене, закрыл лицо руками и что-то неслышное пробормотал сквозь плотно сжатые зубы.

***

Алексей пришел "домой" поздно и сильно пьяный.

На столе, в круге света от настольной лампы, дожидался его скромный согласно возможностям, но явно любовно приготовленный ужин. Порошина, укрывшись курткою, спала на давешнем диване тяжелым сном.

Алексей подошел к ней, постоял-посмотрел, сложил губы трубочкой и тихо произнес: не то с нежностью, не то - гаерски-пародийно, он, кажется, и сам не знал, как именно:

– Ду-ся...

***

Аснилось Певице, вернее - бредилось, словно бы идет она по людной улице в центре Москвы. Пьяный опустившийся амбал, сопя, идет за нею.

Певица оглядывается на него раз, другой, прибавляет шагу.

Амбал не отстает...

Самое кошмарным кажется, что тротуар до отказа заполнен, прямо-таки забит толпою людей, никому из которых нет дела ни до Певицы, ни до ее преследователя.

Певица готова побежать, но ей стыдно самой себя, а амбал не отстает, сопит в ухо...

А потом - сильно толкает ее прямо в слякоть обочины проезжей части.

Громко хохочет и идет себе дальше...

Троллейбус чапает мимо, на десять каких-то сантиметров не задевая Певицу, но грязным рассолом обдавая сполна.

Певица, перемазанная, встает, оглядывается растерянно.

Не к кому апеллировать, некого звать на помощь!..

Певица бежит в переулок, в другой, залетает в свой подъезд, набирает циферки кода, вызывает лифт.

Кабина останавливалась на площадке между этажами, и Певице надо еще спуститься на марш, чтобы добраться до двери квартиры...

...но этот марш занимают трое грязных БОМЖей, делающих гаерские страшные рожи и не то что бы готовых причинить Певице серьезный вред, но тоже испачкать, унизить. Один из них смачно плюет в Певицу.

Она кричит пронзительно, бросается наверх, но там стоит еще один, поджидает...

Певица бросается в окно, проходит сквозь него - стекла только оспались - и летит над арбатским переулком, как Маргарита, оставляя где-то там, далеко внизу, всю эту пакость и грязь...

Но лететь трудно, силы подходят к концу, следует приземлиться, что Певица и делает и оказывается глаз на глаз с теми, давешними.

– Тю-тю-тю-тю-тю...

Удар, другой... Темно-красная, продолговатая банка из-под пива катится на певицу, словно каток, готовая раздавить, и орел, хищно расправив крылья, взлетает с этикетки, готовый выклевать Певице глаза...

***

В это же приблизительно время в большом профессорском доме, просторном, многокомнатном и многокоридорном, уставленном старинными шкафами с книгами, увешанном разными экзотическими сувенирами, картинами и фотографиями, среди которых было несколько фотографий Алексея в разном возрасте, раздался телефонный звонок. Пожилая холеная дама взяла трубку.