– Дальше?..
– Алексей кивком пальца, не оборачиваясь, точно зная, что они на месте, подозвал одного из телохранителей, шепнул ему на ухо что-то вроде "там, в бардачке, в Мерседесе", тот тут же исчез, и Алексей продолжил: - Дальше - служебная командировка в Крым. Вам придется Ваш отпуск отложить еще на годик-другой, поскольку я еду туда... получается что по делу. Вы ведь сказали, что Порошина крымчанка. Из Севастополя?

Паша кивнул.

– Ключи от дачки, разумеется. Чтоб по гостиницам зря не мотаться, да и денег казенных не тратить. Дачка-то ведь все равно пустует.

– Дальше...

– Оплата некоторых услуг некоторых специалистов.

– Кого-кого?
– переспросил Паша.

– А Вы думали - я ей тоже корзины роз таскать буду? Нет уж, Павел Самуилович. Дело серьезное. Все должно быть по науке. Психолога, социолога... Да вы не бойтесь: это по нынешним временам совсем не дорого. Вам секретарша дороже обходится.

– Дальше, - прервал Паша: каждое его "дальше" становилось все мрачнее, все раздраженнее и решительнее.

– Свободное посещение фирмы - на время проведения эксперимента, Алексей же, напротив, все более расходился в эдакой гаерской разухабистости.
– Сами понимаете: дело потребует времени. Тоже ведь пытались: не новичок...

– Дальше!!

– Ну а дальше чего? Дальше, собственно, гонорар. Или, точнее сказать, ставка: Вы ж мне не задание даете - мы пари заключаем. Правильно говорю?

– Ну так сколько?

Будь на месте Алексея кто другой: менее дерзкий, менее пьяный, меньше знающий своего шефа, - он, пожалуй, предпочел бы уйти от вопроса, прервать разговор и чесать отсюда куда подальше.

– Дачку Вашу, крымскую. Нам с Дусей очень кстати будет: на ее родину ездить...

– С Дусей?

– Невеста все-таки. Да. Дачку и половину дела.

Наступила пауза, которую разрядил вернувшийся телохранитель - передал Алексею принесенную из "мерседесовского" бардачка магнитофонную кассету.

– У-гу, - кивнул Алексей и телохранитель растворился во тьме, из которой только что материализовался.

– Про дачку понимаю, - ответил, наконец, Паша.
– А зачем тебе половина дела? Сам же всегда говорил, как это все скучно... Бизнес...

– А это уж не Ваша печаль, - отозвался Алексей.
– Продам. Театрик открою. Или кино гениальное сниму. На "Золотого Льва". Знаете: приз такой есть: "Золотой Лев". Не зря все-таки ВГИК кончал. Лучший кинематографический институт современности!

– Годится!
– сказал Паша, словно выставив на тринадцать горку фишек.
– А если проиграешь?

– Н-ну...
– пожал Алексей плечами.
– Проиграю - что с меня взять? Проиграю - буду работать на Вас до старости.

– Нет, дружок, - сказал Паша мрачно.
– Проиграешь...
– и раздавил в руке высокий узкий стакан из-под манхэттена.
– Пусть будет как с той ставочкой... На девятнадцать. Только сразу и все! Без тылов и предварительных подготовок.

Осколки впились в Пашину руку, кровь потекла на крахмальный манжет.

– О'кей, - ответил Алексей.
– Бумаги!
– щелкнул пальцами в сторону бармена.
– Два листа. И копирку. Так сходи-принеси!
– прикрикнул на разведенные руки.
– Эй!
– окликнул.- А пока вот поставь это, - протянул принесенную телохранителем магнитофонную кассетку.
– Кровью подписываться будем?
– нагло кивнул на залитую кровью Пашину руку.
– Или у нотариуса заверять?

– Мы с тобой оба знаем, как с должников получать, - ответил Паша. Так что ни крови не надо, ни нотариуса...

Последние его слова потонули в звуках очередной Порошинской песни, врубленной услужливым барменом со спрятанного под стойкою магнитофона, завершив таким образом пусть несколько затянувшийся, но достаточно, надеется автор, напряженный пролог и дав подложку под титры картины.

***

Они закончились раньше, чем Певица допела, так что мы успели захватить хвостик песни в синхроне, увидеть очередной зал, много более скромный, чем предыдущий, окинуть беглым взглядом очень похожую на предыдущую публику и заметить в одном из дальних рядов деревянного, накрахмаленного Пашу и подпирающего стенку телохранителя-шофера.

***

Второй тем временем трудился на улице, возле служебного хода: воровато приоглядываясь, однако, стараясь держаться уверенно-независимо, подошел к вишневой "девятке" и вогнал в каждое из четырех ее колес длинное шило, в последнем, четвертом, обломив его лезвие, а сам впрыгнул в "тоету", в которой и мотора не глушил, и, отъехав к ближайшему двору, занял позицию, удобную для тайного наблюдения.

***

Маленькая, незаметная, вышла Певица через служебный с портпледом в вытянутой руке, и несколько поклонников, дожидавшихся ее на улице, пропустили мимо глаз, не способные даже допустить, что это - она, только что блиставшая на подмостках в сверкающем, ослепительно белом наряде.