Карась-Эмигрант вертел в руках знакомый нам голубой конверт:

– Если такие пустяки, что же ты взялся доставить его сюда? Поездка на холяву, за счет фирмы?

Отечественный Карась замялся:

– Не все так просто, мой дорогой, не все так просто. Ты - здесь, а мы все-таки - там. То есть - наоборот.

– Здесь-то как раз все сложнее!
– возразил Парижанин.
– И как ты думаешь: он действительно даст этому ход?

Отечественный Карась печально кивнул. Собеседники помолчали.

– Придется возвращаться в отечество, - неожиданно, но вполне убежденно изрек Карась-Эмигрант.

– Возвращаться?!
– не поверил или сделал вид, что не поверил ушам, Карась-Председатель.
– В наше дерьмо?.. Да он тебя здесь не достанет!..

– Нет, старик, все наоборот. Именно здесь он меня и достанет. Все, что я здесь имею: положение, уважение, дом, наконец, я получил на незапятнанной репутации диссидента-изгнанника, на авторитете моего журнала! Придется возвращаться, старик.

– Да ты ж тут!..
– захлебнулся Отечественный Карась от обиды за товарища, - да ты что?!. Журнал!.. Пять книг вышло!.. Один твой дом чего стоит!.. Ты ж вчера на пресс-конференции сам говорил, что, хотя для тебя место проживания ничего не значит и ты сердцем, так сказать, всегда с Родиной, но не возьмешь на себя право снова ломать жизнь семьи. Жизнь детей, внуков!

– Это вчера, - задумчиво провещал Карась-Эмигрант и снова помахал голубым конвертом.

– Так ведь он же у нас тем более опубликует!
– все уговаривал Карася-Парижанина Карась-Москвич, хоть вроде и посланный в столицу мира с противоположной миссией: видать, в глубине души чувствовал, что, сколько ни уговаривай, конверт весомее любых уговоров. Что, как говорится, написано пером!

И действительно - Парижанин стоял на своем:

– Ну, у вас! То есть: у нас! Пусть публикует. У нас я попросту затеряюсь среди подобных себе. Никто и внимания не обратит! Восстановят гражданство, стану работать! Еще, может, почетным гражданином сделают. Возвращенцев у нас любят.

Некий Карась появился из лифта и огляделся в поисках нужной двери. Она обнаружилась не только номером, но и приколотой к обивке запискою: Входите без звонка. Так Карась и поступил и оказался в прихожей Благородного Карася. Там наличествовало еще два плакатика: один - под свисающими со шляпочницы разномастно-разноразмерными чулками: Желаете сохранить инкогнито - наденьте, другой, с рукою-стрелочкой, направленной на ближайшую дверь: Проходите сюда F. Карась помялся несколько, натянул на голову чулок и, горько-иронически улыбнувшись собственному отражению, пошел в направлении, указанном нарисованным пальцем.

В кабинете скопилось Карасей больше десятка, и все, кроме хозяина, тоже в чулках. Прения были в разгаре.

– Да что я, гэбистов от урлы не отличу? Нанял себе охрану!
– добрызгивал слюною инициатор Тайного Совещания.

– Э, знаете, - произнес с изрядным сомнением Карась, одетый коричневым, в рубчик, чулком.
– Они себе иной раз таких набирают!

– Нету там гэбэ никакого. Нету, - тихий, но очень уверенный обкомовский басок провещал из-под чулка черного, ажурного, с парой стыдливых дырочек в районе покатого лба.

– А хоть бы и урла!
– возразил чулок розовый, с цветочком на бывшей щиколотке.
– С нашим вооружением да ухватками!..

– Не перестреляют, как куропаток, - милиция заметет!
– Серый В Ромбик.

– Разбой пришьют!
– подтвердил Чулок Телесного Цвета Со Спущенной И Наскоро Подхваченной Петлею.

– Я всегда утверждал, - обличил хозяин, - что рабы заслуживают своей участи! Еще Карамзин писал!

– Отчего же непременно рабы?
– пробасил Черно-Ажурный, прервав Благородного Карася.
– Вы выражения-то, Дмитрий Никитович, выбирайте. Не рабы - хозяева. Вас милицейский захват устроит?

– Да не пойдет на это дело милиция! Я уже выяснял!
– кипел Благородный.

– А это уже - моя проблема, - успокоил Ажурный.

– Браво!
– закричали Караси и захлопали в ладоши.
– Вот и выход! Вариант! Превосходно!
– и повставали со стульев, счастливые возможностью разойтись.
– По одному, по одному выходим! Конспирация!

– Стойте! стойте!
– преградил дорогу хозяин.
– А вы не боитесь стать жертвами командира захвата? Или вот, скажем! поверьте, я не хочу вас обидеть! нашего уважаемого коллеги?
– кивнул в сторону Черно-Ажурного.

Караси несколько приумолкли.

Черно-Ажурный проворковал:

– Я могу дать честное слово, что архив будет тут же уничтожен.

– Видите!
– с радостным облегчением сказал Телесный Со Спущенной Петелькою, однако, общего облегчения не произошло.

– Честное слово!
– протянул со смаком фразочку Карась из-под чулка коричневого, в рубчик.

– Если вам недостаточно моего честного слова!
– обиделся Черно-Ажурный, направляясь к выходу.

– Почему ж недостаточно? Очень даже достаточно!
– загудели, занервничали Караси, удерживая уходящего.